Дворянин поневоле
Ерофей Трофимов
Их поменяли местами. Зачем – неизвестно. Но он привык выживать. Всегда и везде.

Читать «Серьга удачи знаменитого сыщика Видока»

0
пока нет оценок

Мария Спасская

Серьга удачи знаменитого сыщика Видока

© Спасская М., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Париж, 18… год

Стрелка часов на Дворце правосудия приближалась к полуночи. Париж погрузился во мрак. Фешенебельные районы города опустели, лишь изредка ночную тишину аристократической части столицы нарушал дробный стук копыт лошадей, запряжённых в роскошный экипаж. Но был ещё и другой Париж. Преступный. Тёмный. Страшный. Париж трущобный, в котором жизнь не замирала даже ночью. Где стылый осенний ветер трепал развешенные на верёвках залатанные простыни, срывал афиши, гремел обветшалой черепицей, сбивая с ног припозднившихся прохожих, торопящихся как можно скорее добраться до дома. Те же бродяги, у которых не было своего угла, стремились укрыться в грязных погребках, где за несколько су можно найти немудрёную пищу, стаканчик дрянного вина и крышу над головой.

Люсиль Гринье, прозванная Модисткой, почти бежала по тёмной узкой улочке, содрогаясь от холода и пережитого испуга. Преодолевая порывы ветра, женщина свернула в переулок, заканчивающийся тупиком. Придерживаясь за мокрую стену, свободной рукой подобрала подол юбки и стала спускаться по щербатым ступеням в кабак, прозванный ворами самого низкого пошиба «Парадным залом тётушки Буше». Столь поздний час был необычен для Люсиль. Как правило, она заглядывала в погребок около восьми. Однако сегодняшний день сильно отличался от других, и в какой-то момент, сидя в полицейском управлении и отвечая на вопросы следователя, Модистка с ужасом подумала, что ночь ей придётся провести в тюрьме.

Но ей повезло. Большой Жан, с которым Люсиль жила последние два года и считала почти что мужем, во время допроса твёрдо стоял на своём – Люсиль не догадывалась о вчерашнем налёте на магазин готового платья, который они с друзьями тайком от неё задумали и осуществили. Если бы налётчиков не схватили с поличным, Большой Жан ни за что не признался бы в ограблении, но парни попались с товаром, и отпираться было бессмысленно. Однако Люсиль с ними не было, и доказать, что Модистка что-либо знала, оказалось проблематично. Промучившись с задержанной весь день, ближе к ночи следователь махнул рукой и отпустил восвояси.

В кармане передника звенело несколько мелких монет, на которые Люсиль собиралась заказать себе ужин, договориться о ночлеге и уже в спокойной обстановке обдумать, как ей жить дальше. Женщина толкнула тяжёлую дверь погребка и, шагнув в зал, с удовольствием втянула носом привычный тёплый запах дешёвого табака и крепкого мужского пота, ставшего уже родным. Забитый посетителями трактир лишь в первый момент казался тесным. Когда глаза привыкали к клубам табачного дыма, становилось заметно, что арочные своды переходят из одного зала в другой, образуя анфиладу. Когда-то выбеленные стены сейчас покрывал толстый слой копоти, и на податливой саже посетители лезвиями ножей оставляли весьма фривольные замечания в адрес хозяйки и её девиц.

В дальнем конце заведения возвышалась на полусгнивших столбах ветхая эстрада, где лезли из кожи вон музыканты – два кларнетиста, тромбонист и барабанщик. А управлял немытыми артистами, помогая себе костылём, хромоногий старичок, мнивший себя непризнанным маэстро. Несколько подвыпивших пар подпрыгивали в сумбурном танце. Безотчётным движением поправив чепец и по привычке кокетливо приспустив на плечах платок, Модистка медленно двинулась вдоль длинных грязных столов, за которыми веселились шумные компании. При этом она шла, не поднимая головы, точно признавая своё убожество. Женщина понимала, что некрасива. А ведь когда-то она была чертовски хороша!

Свежей, румяной девушкой приехала мадемуазель Гринье из тихого местечка Кот-д́’Азур на юго-востоке Франции. Пышные формы, живые карие глаза, задорно вздёрнутый носик и буйные каштановые кудри снискали Люсиль славу первой красавицы деревни. Женихи так и вились вокруг хорошенькой крестьяночки, но отец наотрез отказался выдавать Люсиль за кого-то из односельчан. Разве его красавица дочь родилась для того, чтобы возиться в коровьем навозе и гнуть спину на виноградниках? Девушка с такой внешностью составит счастье любому парижанину. И чтобы найти подходящую партию, родители отправили Люсиль к кузине, по слухам, неплохо устроившейся в Париже.

Кузина Элен похлопотала за родственницу, и Люсиль Гринье взяли ученицей туда же, где работала и она сама, – в шляпную мастерскую рядом с Латинским кварталом. Сидя у окна с работой, провинциалка ловила на себе восхищённые взгляды проходящих мимо мужчин и от этого ужасно смущалась. Особенно неловко Люсиль чувствовала себя под испепеляющим взором пожилого господина в добротном сюртуке и с дорогими часами на толстой витой цепочке, засматривающегося на неё с самого первого дня. Старик прямо-таки пожирал девушку глазами и однажды, проходя мимо окна, протянул ей коробку конфет. И пригласил на свидание.

– Не будь дурой, – шепнула оробевшей Модистке бойкая кузина. – Соглашайся!

– Но этот господин слишком стар для меня, – скривилась девушка, всерьёз полагавшая, что ей делают предложение.

Когда же Модистка поняла, что это совсем не так, было уже слишком поздно. Пожилого господина звали месье Фернан, он был управляющим в имении барона Гринуара. Свидания проходили в уютной комнатке, снятой месье Фернаном специально для своей юной пассии. Вскоре Люсиль изъявила желание навестить возлюбленного в его доме, и вот тогда-то и выяснилось, что старик женат и не собирается ничего менять в своей жизни. В первый момент Люсиль, как истинная католичка, почувствовала себя униженной и обесчещенной, но опытная кузина объяснила ей, что в Париже быть любовницей состоятельного господина вовсе даже не зазорно. И рассказала, что частенько богатые любовники не только живут с девицами годами, но и выдают любовниц замуж за собственных слуг, чтобы всегда иметь под рукой предмет обожания и не нести лишних расходов.

Сбитая с толку Модистка смирилась с сомнительной ролью тайной возлюбленной и встречалась с месье Фернаном до тех пор, пока однажды управляющий барона, выходя от Люсиль, не подвергся нападению неизвестных. Старик тут же отправился в полицейский участок и заявил, что именно Люсиль навела на него своих сообщников, ибо он слышал, как грабители упоминали её имя. Честная девушка долго не могла поверить, что её так подло и несправедливо оговорили. Она взывала к милосердию любовника, уверяла, что месье Фернану послышалось, но тот, преисполненный уверенности в своей правоте, оставался глух к её мольбам. Как Модистка ни просила о пощаде, её всё-таки доставили в Сальпетриер[1] и осудили на год заключения.

В тюрьме Люсиль, до этого мастерски изготовлявшая украшения для шляпок, близко сошлась с непревзойдённой взломщицей замков и применила свои таланты совсем в другой области, выучившись искусству из подручных материалов делать ключи любой сложности. На воле тюремная подруга и порекомендовала Модистку Большому Жану, на первых порах проявившему к новой знакомой сугубо профессиональный интерес. Однако вскоре молодых людей стали связывать не только деловые отношения. Точно отлитый из стали, Большой Жан был полной противоположностью сырому и рыхлому, как непропечённое тесто, месье Фернану. Люсиль сразу же влюбилась в высокого плотного молодца, каждый кулак которого походил на кузнечный молот. Эти кулаки и изуродовали до неузнаваемости некогда хорошенькое личико Модистки, ибо Жан был вспыльчив, как порох, и крайне скор на расправу. Да и за юбками он был большой охотник волочиться, и, полагая, что Люсиль такая же ветреница, как и его многочисленные подружки, ревновал преданную и верную Модистку к каждому прохожему. Их жизнь больше походила на непрекращающуюся войну, но другой жизни рядом с мужчиной Люсиль не знала и потому не представляла себе, что может быть как-то иначе.

Теперь, когда Большой Жан попался на краже и надолго покинул их неуютный чердак, Модистка больше не чувствовала перед ним обязательств и потому решила завязать с опасным ремеслом и лихими парнями. Большого Жана нет рядом, платить за их каморку нечем, значит, ей нечего делать в этом квартале. Завтра же она отправится в кармелитский монастырь и станет послушницей, постаравшись спасти если не тело, то хотя бы душу. Приняв решение встать на путь исправления, Люсиль приободрилась, обвела глазами переполненный зал и опустилась на свободное место рядом с оборванной бродяжкой, жадно обгладывающей кость. Шурша широкими юбками, к столу неспешно приблизилась невероятно толстая хозяйка заведения и, шмыгнув вечно текущим носом, похожим на сливу, сипло проговорила, обращаясь к Модистке:

– Ну, моя милая, тебе как всегда? Кувшинчик красного, половину булки и паштет?

Модистка тайком пересчитала в кармане мелочь, стараясь перебирать монеты так, чтобы они не слишком-то звенели, и, жалко улыбнувшись, ответила:

– Сегодня, тётушка Буше, я думаю обойтись без паштета. Большого Жана забрали в тюрьму, с деньгами у меня теперь негусто. Хочу отказаться от комнаты. Приютите у себя на одну ночь?

– А поступай-ка ты ко мне работать, голубка! – оживилась старая сводня, критически оглядывая Люсиль. И ласково запела: – Слышала небось, как хорошо живут мои малышки! Словно

Тема
Добавить цитату