Читать «100 знаменитых любовниц и фавориток королей»

Из женщин, чья красота повлекла за собой самые серьезные последствия, пожалуй, нет равных одной женщине-легенде — «прекрасной, лилейно-раменной» Елене Спартанской. «Она… воспламенила вождей, расколола мир войной и обрела позорную славу своей постыдной красотой», — сказал о ней древний поэт Иосиф Искан.

Древние биографы Елены приписывают ей полубожественное происхождение. Якобы Зевс, приняв образ лебедя, сочетался с царицей Спарты Ледой. По другой версии — с Немезидой, а Леда вместе с царем Тиндареем по воле Гермеса стали приемными родителями Елены. Иные же придерживаются более простого объяснения. В правила гостеприимства того времени входило принести в дар дорогому гостю свою жену на ночь. Так или иначе, ясно одно: отец девочки должен был обладать высокоблагородной, просто-таки неземной красотой, ибо дочь его стала на все века символом красоты совершенной, божественной.

Царь с царицей не меньше всех прочих были восхищены Еленой, видя в ней чудо света, — с младых ногтей к девочке была приставлена специальная охрана. Эта опека потом ей изрядно надоест, хотя справедливости ради следует признать, что охота за «спартанским сокровищем», начавшись с самого рождения, никогда потом не прекращалась. Елена была похищена как минимум дважды: еще до Париса и даже до достижения зрелости Елену прямо из храма Артемиды во время отправления ритуала похитил и увез в Афины герой Тезей, который, не будучи в то время особо загружен подвигами, исполнил тем самым очередную прихоть своего дорогого друга Пирифоя (в другой раз он уведет для него из царства мертвых богиню Персефону).

Возвращать сестру пришлось Диоскурам — Кастору и Поллуксу, стоптавшим в поисках «чуда света» не одни сандалии. О местонахождении пленницы проболтался афинянин Академ. Братья были обескуражены: за сокровище во плоти не пришлось даже драться, Тезей не видел в нем никакой ценности. Да и сама Елена не заметила в своем заточении мало-мальского насилия, герой не только не воспользовался неземной красотой, но сразу же по возвращении в родные пенаты сбросил ее на руки своей матери. Во всяком случае, так она рассказала братьям. Проверять никто не стал, все были так рады возвращению пропажи, что пожурили и поверили на слово.

Ах, как наивны бывают люди! Истинное положение Елены было известно только Клитемнестре — ее старшей сестре, супруге Агамемнона, ибо к ней в Микены (по дороге домой) Елена заехала уже в положении. Откуда чадо? Все подумали — от Тезея, а Павсаний взял и записал. С тех пор Тезею приписывается незаконнорожденное дитя. Спасая Елену от позора в Спарте, Клитемнестра сделала больше, чем сестра: она приняла и воспитала маленькую Ифигению как собственную дочь. А вернувшийся из похода Агамемнон почему-то совсем не удивился и даже признал себя отцом.

До поры до времени все для красавицы шло как по маслу. Громкая известность, связанная с именем Тезея, после вояжа в Афины и обратно была обеспечена, о Елене узнал и мал, и велик — у всех появилась одна и та же тайная мечта. Цедрений в порыве спорадического вдохновения даже не постеснялся записать на огрызке пальмового листа яркие картины своего возбужденного воображения: «У нее большие глаза, в которых светится необыкновенная кротость, пурпуровый ротик, сулящий самые сладкие поцелуи, и божественная грудь». По-видимому, так и появилась эротическая поэзия. По всей ойкумене находчивые люди организовали целое производство чаш для алтарей Афродиты, вылитых «по форме грудей Елены Прекрасной». Что говорить, сам Овидий, ни разу не видя объект описания, утверждал, что совершенная красота Елены не нуждалась в других украшениях, носимых обычно гречанками, целомудрие же, мол, такой красавицы было обречено с самого начала: где бы сокровище ни спрятали, все равно бы кто-нибудь да нашел и… перепрятал.

Обстановка накалялась. На дворе Тиндарея образовалась толкучка из женихов, запись на сватовство растянулась на всю Элладу, включая архипелаги, острова и области в Малой Азии. Царь понимал: надо срочно снимать этот опасный ажиотаж, но как? Объявить состязание за руку и сердце дочери — да они же перебьют друг друга!

Как повелось у древних греков, что бы ни случилось, придерживайся правила номер один: во всех непонятных ситуациях зови Одиссея. Заручившись поддержкой Тиндарея в вопросе женитьбы на Пенелопе, «хитроумный» изрек убедительно звучащий совет: чтобы предупредить казавшуюся неизбежной резню, надо взять честное слово с каждого не враждовать с будущим избранником, а напротив, любить и всячески оберегать своего победителя до гробовой доски.

Дело не терпело отлагательств. Не дожидаясь даже возвращения Елены, слава которой мчалась впереди нее самой, Тиндарей решил провести ритуал клятвы с обязательным — для пущей убедительности — жертвоприношением. Так была зарезана самая породистая в Спарте лошадь. Клялись в буквальном смысле на крови — на теплых еще кусках мяса только что убиенного животного, место захоронения которых обрело в народе название «Лошадиная могила». Сделав это кровавое дело, Тиндарей уже собирался объявить результаты выборов мужа для дочери. Чтобы не поднялась потом спекулятивная шумиха о возможных фальсификациях, пришлось пойти на крайние меры и сделать фальсификацию невозможной в принципе — выбирал сам, единолично, без привлечения посредников. И вот настал долгожданный момент. Все кандидаты напряглись, сгустилась мучительная пауза.

И тут явилась Елена. Узнав, что здесь в ее отсутствие творится, она обвела своим небесным взором эту животрепещущую толпу и указала божественным перстом на одного белобрысого в третьем ряду. «Ммм… — замычал белобрысый, — Ммме-е… Ммменелай», — представился он, истекая потом от волнения. «Годится, — решила сиятельная невеста, которой как раз нужен был муж для отвода глаз от Ифигении, оставленной в Микенах. — С этим всегда можно будет договориться, если захочется другого».

Так Атрид Менелай получил прекрасную царевну и полцарства в придачу, унаследовав после смерти Тиндарея спартанскую корону. Всех же остальных, как это у древних греков вечно случается, постиг слепой рок.

За недолгую, но насыщенную семейную жизнь новобрачных в роду Атридов стало больше на одну девочку (ее назвали Гермиона) и трех мальчиков (Этиол, Марафий и Плисфен). Больше плодов сие древо не дало.

Не каждая красота спасает мир. Превосходная красота вызывает чесотку на руках у тех, кто не может ее явственно осязать. Все только начиналось. В следующем акте на сцену выходит Парис.

Вообще-то Париса звали Александром, прозвище же он получил за то, что был найден в корзине, будучи брошен своими родителями. Дело было так.

Когда августейшая семья Трои ждала второго мальчика (первым был Гектор) и Гекуба, его мать, была уже на сносях, ей приснился страшный сон: будто из утробы ее выходит не ребенок, а пылающий факел, сжигающий Трою дотла. Спрошенный на всякий случай царем Приамом оракул не стал скрывать: так и будет. И