Он мой кошмар
Мария Высоцкая
1
«Закружила так, что не верится.
Может быть, вся жизнь переменится…»
Мари Краймбрери — Медляк (ft. HammAli, Закружила)
Темнота. Небо затянуто плотными тучами и вот-вот разольется дождем.
Я бегу, пока не упираюсь руками в стену. Ловушка, из которой нет выхода. Медленно поворачиваюсь.
Каждый его шаг отдается в ушах звоном.
Андрей не торопится. Конечно, я и так загнана. К чему теперь торопиться?
Оказавшись напротив, вытягивает руку и сжимает мой подбородок. Не больно, но очень ощутимо…
— Я никуда тебя не отпущу, Еся. Лучше убью здесь и сейчас. Ты моя. Нравится тебе это или нет. — Он смотрит в упор. В глазах ярость, она сгущается надо мной черной тучей. — Еще раз я увижу тебя хоть с кем-то…
Мои губы дрожат. Смотрю на его кулаки, перепачканные кровью, врезаясь спиной в холодную стену.
— Ты чуть не убил его.
— Я же предупреждал. Только моя, — переходит на шепот, впиваясь пальцами в мои плечи.
— Ты ненормальный, Панкратов. Чертов псих. Убери от меня руки. Не смей ко мне прикасаться.
— Я псих, и тебе это нравится.
Проводит костяшками пальцев по моей щеке, оставляя на ней кровавые отпечатки.
— Отпусти, Андрей, мне осточертели твои выходки. Я не твоя собственность. Не твоя вещь. Почему ты ведешь себя так, словно тебе это позволено?
— А мне и позволено, Еська…
Мои губы дрожат, а тело продувает ледяным ветром. На дворе поздняя осень, а на мне тонкое шифоновое платье, что ни капли не греет.
— Мне все позволено, — рывком тянет к себе, а у меня земля из-под ног уходит. — Не смей от меня сбегать. Никогда.
Мы стоим в колодце питерского дома. Крупные капли начавшегося дождя царапают кожу. Холодно. Так холодно и так нестерпимо жарко. Жуткий контраст.
— Я тебе не разрешал, — встряхивает меня как куклу, — слышишь?
Слышу… Ты всегда делал то, что тебе заблагорассудится. Наша первая встреча была именно такой…
За несколько месяцев до описываемых ранее событий…
Первая встреча
Есения
Смотрю вниз, в танцующую толпу, выхватывая лишь отрывки Леськиных громких фраз. Никогда не бывала в этом клубе на втором этаже. Всегда только там, в хаосе танцующих людей.
Бережная отлипает от перил и тянет за руку к диванчикам. Туда, где расположилась добрая половина нашей группы. Официантка любезно подает еще порцию коктейлей.
— За начало семестра, — Леся прыскает со смеху и залпом осушает длинный бокал.
Я ограничиваюсь лишь глотком сока. Еще не хватало прийти домой окосевшей. Маме это не понравится. Да и самой мне не нравится.
Виталик, Леськин брат, рассказывает очередной похабный анекдот, совершенно забывая, что их эра давно канула в Лету.
Хочется закатить глаза, что я, в принципе, и делаю. Но, несмотря на жеманность вокруг, чувствую себя расслабленной и почти счастливой. На мне красивое бежевое платье, идеальный макияж, на работе дали несколько выходных, а впереди еще целая ночь танцев.
Боковым зрением замечаю темную, идущую к нам фигуру. Но особого внимания ей не уделяю. Продолжаю покачивать ногой в такт музыке.
— Андрюха! — Виталик подскакивает с места и хлопает незнакомца по плечу. Улыбается.
Стелется перед ним, как перед своим хозяином. Этого у Бережного не отнять.
А вот новоприбывший совсем не разделяет общего веселья. Скорее наоборот, транслирует поток негатива. Захлестывает им каждого за этим столиком.
— О, Панкратов нарисовался, — шепчет Леся, — сейчас начнется, — вымученно вздыхает.
Я слегка напрягаюсь.
Он садится в кресло и раздраженно кидает смартфон на столик. Поза у него вроде и расслабленная, но руки сжаты в кулаки. Мне кажется, все сидящие здесь притихают. Движения становятся более скованными, а улыбки ненастоящими.
Кто он такой и зачем пришел — понятия не имею. Но по отрывкам фраз подруги понимаю, что он друг ее брата. Старшего брата, который приперся суда по приказу отчима. Контролирует младшую сестренку.
В какой-то момент понимаю, что рассматриваю этого самого Панкратова.
Взгляд падает на массивные часы, что огибают его запястье. Золотые. Почему-то усомниться в том, что они настоящие, я не могу.
Он пышет состоятельностью и полным безразличием к происходящему.
Темно-русые волосы, широкие плечи. Черный бадлон с невысоким горлом обтягивает бицепсы. Слово спорт ему явно знакомо не понаслышке.
Широкие скулы, острый нос и подбородок с едва заметной ямочкой. Глаза светлые. Разобрать оттенок, конечно, нереально. Симпатичный. Он, бесспорно, симпатичный. Но как-то по-особенному. Есть в нем какой-то треплющий душу страх. Опасность. Да, вероятно, это самое правильное слово.
А когда наши глаза встречаются, мне становится не по себе. Он очень пристально меня рассматривает, словно раскладывает в своей голове на детали.
Стараюсь держать лицо, но губы предательски подрагивают.
Слишком жутко. Сразу начинаешь чувствовать себя не в своей тарелке.
Тяжелый взгляд, который у меня не получается выдержать до конца, как бы я ни старалась. Мои щеки краснеют, а кожа покрывается колючими мурашками.
— Бережная, с каких пор ты дружишь с эскортницами? — Панкратов чуть прищуривается и переводит взгляд на Леську. — Папа не наругает? — скалится.
2
Приоткрываю рот. Такого я точно не ожидала. Совсем.
Все мое напускное безразличие тает на глазах.
— Панкратов, не хами! — моя Леська переходит в оборону. — Тоже мне божок.
— Витася, рот своей сестре закрой, или это сделаю я, — скалится. — Не уверен, что ей понравится.
Бережная замолкает, а его губы изгибаются в подобии улыбки, глаза при этом остаются холодными. В них пусто.
— Тогда, может, свалишь отсюда? — выгибаю бровь. — Нам тоже твоя компания не слишком приятна. У нас тут своя атмосфера, если ты не заметил.
— За себя говори, Токарева, — встревает Виталик-подпевала, а Леся испуганно дергает меня за руку.
— Что ты сказала? — Панкратов подается чуть вперед, просто пригвождая меня взглядом к диванчику. Даже если я захочу встать, не смогу.
— Проблемы со слухом? — вновь хватаю маску напускной бравады, стараясь залезть в нее как можно глубже.
Медленно вхожу в раж, что плохо. Остановиться будет нелегко. Терпеть не могу таких самовлюбленных типов.
— Смотри, чтобы у тебя не возникло проблем, — его голос резонирует с выражением лица. Такая грубая, вкрадчивая подача и полное безразличие на лице. Ни единой эмоции.
Бережная чуть дергается и хочет встать. Спешит уйти. Чувствую это ее желание слишком остро. Она всегда такая — забитая и тихая. Просто не представляю, что сподвигло ее на реплику в адрес этого хама.
Крепко сжимаю Леськину руку.
— Даже не думай, — сквозь зубы. — Не ведись на этот бред, Олеся, — говорю с нажимом.
Спустя время атмосфера становится менее напряженной. Панкратов исчезает где-то за барной стойкой, но я продолжаю ловить на себе его взгляды.
Ребята снова начинают болтать и смеяться. Кто-то уходит танцевать, а я сижу, будто меня приложили по голове чем-то тяжелым.
Лесе звонят, и она, сто раз извинившись, сбегает на улицу. Ее отчим снова закручивает гайки. Тоталитаризм в действии.
Мы быстро спускаемся по лестнице и, притормозив у входа, размеренно шагаем к уже подъехавшей за ней машине.
— Удачи, — шепчу ей на ухо и целую в щеку.
Пару минут слежу за отъезжающей иномаркой. А когда поворачиваю