– Ты ненавидишь Coldplay.
– Не в этом дело. Мы могли жить в Малибу. А вместо этого – Бедфорд. Так что нет, твой брат не готов тебя видеть.
– У меня были панические атаки. Я бы все равно в итоге всех подвела. Я сказала компании, чтобы они взяли вас без меня. Я соглашалась писать песни. Я не виновата, что была обручена. Я была с Дэном. Мне пришлось выбирать.
– Ну конечно. И как у вас все сложилось?
– Рави, это нечестно.
– Нечестно. Слово-то какое.
Женщина за прилавком разинула рот от любопытства.
– Группы не живут долго. Мы стали бы метеоритным дождем. Закончились бы, едва начавшись.
– Метеоритные дожди чертовски красивы.
– Брось. Ты ведь еще с Эллой, верно?
– Я мог быть с Эллой и играть в успешной группе, с деньгами. У нас был этот шанс. Прямо тут, – он указал на свою раскрытую ладонь. – У нас песни были огонь.
Нора ненавидела себя за то, что поправила про себя «у нас» на «у меня».
– Не думаю, что ты боялась сцены. Или свадьбы. Думаю, твоя проблема в том, что ты боишься жизни.
Это было больно. Слова выбили из нее воздух.
– А я думаю, что твоя проблема, – парировала она дрожащим голосом, – в том, что ты винишь других за свою паршивую жизнь.
Он кивнул, словно ему дали пощечину. Вернул журнал на полку.
– Еще увидимся, Нора.
– Передавай Джо привет от меня, – сказала она, когда он выходил из магазина под дождь. – Пожалуйста.
Она мельком увидела обложку журнала Your Cat[11]. Рыжий полосатый. В голове звенело так, будто в ней звучала симфония «Бури и натиска»[12], словно призрачный немецкий композитор, запертый в ее черепе, заклинал хаос и страсть.
Женщина за прилавком сказала что-то, но она не расслышала.
– Извините?
– Ты Нора Сид?
Женщина – блондинка с короткой стрижкой, темный загар – выглядела счастливой, легкомысленной и расслабленной настолько, насколько Норе уже было недоступно. Облокотившись на прилавок, она рассматривала Нору как лемура в зоопарке.
– Да.
– Я Кэрри-Энн. Помню тебя со школы. Пловчиха. Супермозг. Однажды… как его там, мистер Блэндфорд, собирал нас всех по твоему случаю. Сказал, что ты поедешь на Олимпиаду.
Нора кивнула.
– Поехала?
– Я, гм, это забросила. Мне больше нравилась музыка… в то время. А потом началась жизнь.
– И чем ты теперь занимаешься?
– Я… на перепутье.
– У тебя есть кто-нибудь? Парень? Дети?
Нора покачала головой. Мечтая, что она отвалится. Ее собственная голова. Прямо на пол. Чтобы больше никогда не разговаривать с незнакомцами.
– Ну, не откладывай. Часики-то тикают.
– Мне тридцать пять, – вот бы Иззи была рядом, Иззи никогда не мирилась с таким дерьмом. – И я не уверена, что хочу…
– Мы с Джейком вели себя как кролики, но тоже к этому пришли. Два маленьких террориста у нас. Но оно того стоит, знаешь? Я чувствую себя полноценной. Могу показать фотки.
– У меня голова болит от… телефонов.
Дэн хотел детей. А Нора не очень. Ее ужасало материнство. Она боялась усиления депрессии. Ей не удавалось даже за собой уследить, не говоря о ком-то другом.
– Значит, все еще в Бедфорде?
– Угу.
– Я думала, уж ты-то улизнешь.
– Я вернулась. У меня мама болела.
– О, жаль это слышать. Надеюсь, ей уже лучше?
– Я, пожалуй, пойду.
– Но дождь еще не закончился.
Когда Нора сбегала из магазинчика, она представляла себе, что впереди только череда дверей и она проходит сквозь них, одну за другой, оставляя все позади.
Как быть черной дырой
За семь часов до того, как Нора решила умереть, она пребывала в свободном падении и ей не с кем было поговорить.
Ее последней надеждой оставалась бывшая лучшая подруга Иззи, которая находилась в пятнадцати тысячах километров от нее, в Австралии. И былая связь сошла на нет.
Она взяла телефон и написала Иззи сообщение.
Привет, Иззи, давно не болтали. Скучаю, подруга. Было бы ЧУДЕСНО узнать, как ты. Целую.
Добавила еще «обнимаю» и отправила.
Спустя минуту Иззи увидела сообщение. Нора тщетно ждала, когда появятся три точки.
Она миновала кинотеатр, где показывали фильм с Райаном Бейли. Слащавую ковбойскую романтическую комедию «Салун “Последний шанс”».
Лицо Райана Бейли всегда изображало знание глубокого и значительного. Нора полюбила его, когда увидела в роли Платона в «Афинянах» по телевизору, тогда же он сказал в интервью, что изучал философию. Она воображала, как они ведут глубокие беседы о Генри Дэвиде Торо[13] в облаках пара в джакузи где-то в Западном Голливуде.
«Смело шагай к своей мечте, – говорил Торо. – Живи той жизнью, которую она тебе подсказывает»[14].
Торо был ее любимым философом. Но кто всерьез смело шагает к своей мечте? Ну, помимо Торо. Он ушел жить в лесу, не общался с внешним миром и просто сидел там, писал, рубил дрова и рыбачил. Но жизнь, возможно, была проще два столетия назад в Конкорде, штат Массачусетс, чем современная жизнь в Бедфорде, графство Бедфордшир.
А может, и нет.
Может, она просто не справлялась. С жизнью.
Прошло несколько часов. Она хотела иметь цель, какую-то причину для существования. Но не находила ничего. Ни малейшей причины, чтобы продолжить забирать таблетки из аптеки для мистера Бэнерджи, как делала буквально два дня назад. Она пыталась дать бездомному денег, но поняла, что у нее их нет.
«Не печалься, милочка, может, это никогда не случится», – так ведь говорят.
«Ничего никогда и не случается, – подумала она про себя. – В этом-то и дело».
Антиматерия
За пять часов до решения умереть, когда она уже шла домой, в руке завибрировал телефон.
Может, это Иззи. Может, Рави сказал ее брату связаться с ней.
Нет.
– О, привет, Дорин.
Возбужденный голос:
– Ты где была?
Она совершенно забыла. Который сейчас час?
– У меня был ужасный день. Мне очень жаль.
– Мы ждали возле твоей квартиры целый час.
– Я могу позаниматься с Лео, когда вернусь. Буду через пять минут.
– Слишком поздно. Отец забрал его на три дня.
– О, сожалею. Мне очень жаль.
Извинения лились из нее водопадом. Она топила в них себя.
– Если честно, Нора, он все равно собирался оставить занятия.
– Но он делает успехи.
– Ему очень нравилось. Но он слишком занят. Экзамены, друзья, футбол. От чего-то нужно отказаться.
– У него настоящий талант. Я пристрастила его к чертову Шопену. Прошу…
Глубокий-глубокий вздох.
– Прощай, Нора.
Нора вообразила, как земля разверзлась под ней, и она полетела сквозь литосферу, потом мантию, и остановилась, только когда достигла ядра – жесткого, равнодушного железа.
⁂За четыре часа до своего решения умереть Нора столкнулась с пожилым соседом, мистером Бэнер-джи.
Мистеру Бэнерджи восемьдесят четыре года. Он хрупкий, но после операции на тазобедренном суставе хотя бы более подвижный.
– Снаружи ужасно, верно?
– Да, – пробормотала Нора.
Он посмотрел на свою клумбу.
– Ирисы, правда, расцвели.
Нора взглянула на фиолетовые цветы, выдавила из себя улыбку, гадая, какое утешение они могут дать.
Его глаза за очками смотрели устало. Он стоял у своей двери, перебирая ключи. Бутылка молока в пластиковом пакете казалась слишком тяжелой для него. Увидеть его вне дома было редкостью. Того дома, который она посещала в первый месяц жизни здесь, чтобы помочь ему настроить онлайн-покупки.
– О, – сказал он вдруг. – У меня хорошая новость. Тебе больше не нужно забирать из аптеки мои лекарства. Помощник аптекаря теперь живет поблизости и обещал их мне заносить.
Нора попыталась ответить, но не могла выжать из себя ни слова. Вместо этого она кивнула.
Он справился с дверью, закрыл ее и спрятался в своем святилище, полном воспоминаний о дорогой покойной жене.
Вот и все. Никому она не нужна. Она лишняя во вселенной.
Внутри ее квартиры тишина была оглушительнее любого шума. Запах кошачьей еды. В миске Вольтера корм съеден лишь наполовину.
Она налила себе воды, проглотила две таблетки антидепрессанта и уставилась на остальные пилюли, раздумывая.
За три часа до решения умереть все ее тело болело от сожалений, словно отчаяние из головы распространилось каким-то образом в туловище и конечности. Словно оно заполнило каждую ее клетку.
Норе подумалось, что всем без нее лучше. Ты приближаешься к черной дыре, и гравитационные силы засасывают тебя в унылую, мрачную реальность.
Эта мысль билась нескончаемой судорогой – слишком неприятной, чтобы ее терпеть, и все же слишком сильной, чтобы ее игнорировать.
Нора проверила социальные сети. Ни сообщений, ни комментариев, ни новых подписчиков, ни запросов в друзья. Она была антиматерией, вдобавок наполненной жалостью к себе.
Она открыла Instagram и увидела, что все ухитрились придумать, как жить, – все, кроме нее. Написала бессвязный пост на Facebook, которым