Бахтурин так увлёкся обмыванием новорожденной, что даже проморгал приезд домой жены с ребёнком. Проснулся утром, сел на кровати и долго соображал, затем громко спросил:

– Люська, ты что ли?

– А у тебя, что, тут кто-то ещё кроме меня бывает? – ехидно спросила Людмила.

Павел, не долго думая, размахнулся и со всей силы ударил жену по лицу:

– Говори, сука, да не заговаривайся! – прорычал Павел и замахнулся ещё раз.

– Что же ты делаешь, сволочь? – закричала Людмила и громко зарыдала.

В соседней комнате заплакала дочь. Люся думала, что хотя бы это как-то разжалобит и остановит распоясывавшегося мужа, но тот стал ещё агрессивнее.

– Пойди хавальник ей закрой, – приказал муж, – чего она разоралась?

– Это ты так о своей дочери отзываешься? – всхлипывая и вытирая кровь с лица, спросила Людмила.

– Это ещё бабка надвое сказала, – рассмеялся Павел. – Моя ли она дочь или нет, вот подрастёт, тогда и посмотрим, на кого будет похожа. Если на тебя, не приму.

– Это ещё почему? – отчаянно закричала Людмила. – Ты отрекаешься от ребёнка?

– Ты голос мне тут не повышай, – цыкнув, прикрикнул Павел, – а то я быстро тебе гланды подправлю, ишь расквохталась.

С этого дня в семье Бахтуриных наступила другая жизнь. Настолько другая, что Людмила даже подумывала наложить на себя руки, но так и не решилась. Да и священник местный на исповеди сказал, что добровольное лишение себя жизни, даже если человек бежит от страданий, это очень большой грех. Да так доходчиво, что Людмила раз и навсегда порвала с этой мыслью. Грех, разъяснил батюшка, отпускается церковью только при жизни и при искреннем покаянии, а самоубийца уходит, так и не раскаявшись.

Однажды Людмила поделилась своими мыслями с подругой. Та внимательно выслушала её и, подумав несколько минут, заявила:

– Бросай ты этого идиота, ничего хорошего из этого не выйдет.

– А как же Ирочка? – всхлипнула женщина. – Безотцовщиной будет расти?

– А что Ирочка? – усмехнулась подруга. – Ты думаешь, с таким папой ей будет лучше? Уж пусть лучше растёт безотцовщиной, чем каждый день будет смотреть на скандалы и рукоприкладство. Я вон двоих воспитываю без мужа, и что? Старший учится на одни пятёрки, младший пока так-сяк, но училка говорит, что способный. Балую я его – младшенький, вот и ленится, ну, ничего, со второго класса я за него возьмусь. Так у меня мужики, а у тебя девка. Посмелее, подруга, собрала вещи и ушла, пусть дальше пьёт, баб водит, рано или поздно найдёт на свою задницу приключений. Не знаю, Люся, тебе, конечно, виднее, но я бы и дня не терпела. Ты понимаешь, если он раз поднял руку, всё – туши свет, так и будет бить тебя до конца жизни. Алкаши они все ревнивые. Глаза зальют, и любовники жены им мерещатся…

– Да куда же я пойду, Рая? Родительский дом давно продали, старики умерли, сестра где-то на Севере, я её уж лет пять не видела. Куда мне идти? Кто меня ждёт?

– Да хоть ко мне. Поживёшь, осмотришься, отойдёшь от побоев и скандалов, а там посмотришь. Ирке твоей скоро в школу, ещё год-два и станет тебе помогать. Девчонки быстро хозяйство осваивают. Ну, решайся.

Но Людмила не смогла переступить через себя, несла свой крест, тянула лямку, трудилась на двух работах, муж появлялся дома всё реже и реже. Последние полтора-два года она ни разу не видела его трезвым.

Рая ещё несколько раз убеждала её уйти от мужа, а потом махнула рукой: «Да ну тебя, дурёха, терпи, раз такая нерешительная…». Но вопрос решился сам собой. Однажды Павел Бахтурин на шабашке упал с крыши, отбил себе всё нутро, месяц провалялся в больнице и умер. Грех, конечно, но Люся перекрестилась и прошептала: «Слава тебе, Господи!».

Ирина и впрямь, повзрослев, стала помогать матери по хозяйству – и кур накормит, и козу подоит, и поесть приготовит.

– Моя ты умница, – обнимет мама дочку и гладит её, – ты учись, моя дорогая, хорошо учись, окончишь школу, поступишь в институт, потом станешь большим начальником, как, например, Валентина Матвиенко… Видела её по телевизору?

Ирина, смущаясь, пожимала плечами и сильнее прижималась к матери.

– Она такая женщина, – продолжала Людмила, – знаменитая, её даже президент к себе приглашает, советуется. А ведь тоже когда-то была такой маленькой девочкой, как ты. Выучилась и стала большой начальницей. Что там у тебя в школе? Давно дневник не смотрела. Ты же хоть меня не подводи. Старайся.

– Я стараюсь, мама, – улыбалась дочь, – очень стараюсь.

– Молодчинка моя, – нахваливала мама.

– Можно спросить? – нерешительно произнесла Ирина.

– Да, конечно, спрашивай! – воскликнула Людмила.

– Мам, – замялась дочь, – а…

– Да говори, не стесняйся!

– А папы у нас больше не будет? – спросила Ирина и опустила глаза.

– Так он же умер! – растеряно ответила Людмила.

– А Томка, моя подружка, говорит, что её мама нашла другого папу. Он хороший, добрый, подарки ей дарит. Может, и ты поищешь, а?

В глазах Людмилы заблестели слёзы.

– Ты плачешь, мамочка? – Ирина обняла маму и поцеловала. – Не плачь! Ну, если не хочешь, не ищи, – она тоже расплакалась и, всхлипывая, продолжила: – Я согласна и без папы с тобой жить. Я тебя очень-преочень люблю, мамочка!

– Спасибо, доченька, – у обеих слёзы потекли ручьём, – я тоже тебя очень люблю.

Новый папа нашёлся неожиданно. Однажды весной Людмила возвращалась из райцентра на автобусе. Она заметила, что водитель поглядывает на неё через зеркало заднего вида. Когда прибыли на конечную остановку, шофёр, видя в руках Людмилы две неподъёмные сумки, вышел из кабины, обогнул автобус и вошёл в салон.

– Люся, ты, что ли? – спросил он. – Не узнаёшь?

– Что-то не припомню, – смутилась женщина.

– Григорий! – протянул он руку для приветствия. – Гриша я Барсуков. Вспомнила?

Услышав фамилию, Людмила сразу вспомнила парня из параллельного 10-а класса. Высокий, стройный, выглядел всегда безукоризненно, ходил в школу в строгом костюме и непременно в галстуке. Наверное, не было в школе девчонки, не мечтавшей о таком кавалере. А Гриша тайно любил Людмилу. Даже учителя говорили о них: вот была бы идеальная пара. Но Григорий так и не решился объясниться в любви, потом ушёл в армию, где-то там далеко остался работать, и вот, спустя много лет, снова появился в посёлке.

– Ой, Гриша, – радостно всплеснула руками Людмила. – Какими судьбами? Стой, ты же… Ты что, переехал к нам? Я слышала ты где-то в Сибири жил, это правда?

– Почему переехал? – улыбнулся Барсуков и поправил: – Вернулся! Здесь мой дом, родня. Надоело шататься.

– Так ты к родителям вернулся? А семья?

– Холостякую я, уже два года, – грустно сказал он, – не сложилось что-то.

– Бывает! – вздохнула Людмила.

– Ну, а ты как? Замужем?

– Была, – ответила Людмила.

– Развелась?

– Нет, похоронила.

– Извини, не знал, мои соболезнования…

– Спасибо. Ну, что долго мы будем здесь стоять?

– Слушай, и ты это собралась тащить на руках? – Григорий кивнул на сумки.

– Да я привычная! – усмехнулась Людмила. – Дотащу.

– Нет-нет! – замахал руками Григорий. – Присаживайся, я подвезу. Где твой дом?

Через