— Об этом не волнуйся, — усмехнулся Незовибатько, отлично знавший свою работу.
— Жертва, видимо, только вошла в квартиру, так как не успела снять сапоги, — пробормотал Наполеонов, — плащ был повешен в шкаф, но дверца шкафа осталась открытой. Сумки с продуктами стоят здесь же, в прихожей.
В это время его оттеснил Валерьян Легкоступов и стал усердно снимать всё, что попадало в объектив.
Наполеонов заметил, что фотограф нацелился на сумку с продуктами и погрозил ему пальцем:
— Давай без своих художеств!..
— Но это тоже вещественное доказательство, — оправдался Легкоступов и продолжил фотографирование так, как считал нужным.
Следователь тяжело вздохнул, заранее предвидя то, что фотографии, которые лягут на его стол, будут изумительными! Вот только убийство и эстетическое любование, по его твёрдому мнению, никак не могли совмещаться.
Хотя Наполеонов не мог не признать, что порой какая-нибудь никчёмная деталь, на которую никто и никогда не обратил бы внимания, кроме Легкоступова, неожиданно приносила то новую версию, то пропущенную улику.
Особенно тщательно фотографии, сделанные Легкоступовым, рассматривала подруга детства следователя частный детектив Мирослава Волгина, когда он обращался к ней за помощью. Иногда она даже расспрашивала Валерьяна, что заставило его обратить внимание на ту или иную мелочь.
Легкоступов пожимал плечами или говорил, что всё дело в художественном чутье.
Мирослава согласно кивала, а Наполеонов сердито фыркал:
— Спелись, голубчики, у одного — художественное чутьё, у другой — интуиция.
Но бывали и такие случаи, когда Легкоступов на вопрос Мирославы давал вполне разумный ответ, понятный даже следователю, доверявшему в основном фактам, уликам и логике.
Помощник Мирославы Морис Миндаугас, как правило, в их споры не вмешивался. Но Наполеонов был уверен, что Мирослава и Дон уже успели оказать на него необратимое влияние.
Как ни странно, но кота Наполеонов тоже обвинял в способности влиять на восприятие действительности людьми.
Мирослава долго хохотала, когда он однажды в пылу спора сказал ей об этом. Но потом с самым серьёзным видом согласилась:
— Да, наш Дон, он такой!
— Тьфу ты! — сказал тогда Наполеонов и отправился на кухню заедать досаду сладким пирогом с вишнями.
Пришедшая в себя Инесса позвонила матери на работу, и Антонина Георгиевна Бессонова, бросив всё, сломя голову кинулась домой.
Она ворвалась как ураган, но тотчас застыла на месте как соляной столб. Выронила из рук сумку и пробормотала:
— Ну, как же это могло случиться?!
Ответа на этот вопрос никто не знал.
Наполеонов временно оставил наедине мать с дочерью. Приехавшие санитары увезли труп.
Добиться большего, чем он сказал в самом начале, от судмедэксперта Руслана Каримовича Шахназарова Наполеонову не удалось. Зато Незовибатько сказал, что следователь может расспрашивать свидетелей и писать свой протокол на кухне.
Криминалист высказал предварительную версию, что погибшая Екатерина Терентьевна Самсонова никуда сегодня, в квартире, кроме прихожей, зайти не успела.
Первыми были опрошены прибежавшие на крик девушки соседи. Но они в один голос твердили, что не знают ничего такого, что могли бы сообщить полиции.
— Вот вы, Валентина Макаровна, сказали, что убирались на лоджии?
— Убиралась, — подтвердила Устюгова.
— И вы не заметили, когда Екатерина Терентьевна Самсонова вошла в подъезд?
— Не заметила, — покаянно вздохнула женщина.
— Может быть, вы видели кого-то другого? — спросил следователь.
— Ивантееву видала.
— Кто это?
— Соседка с первого этажа, она пёрла две сумки, и я, не выдержав, крикнула ей в окно, чтобы узнать чего это она несёт.
— А она?
— Не поверите, но соль, — пробормотала растерянно Устюгова.
— И зачем же ей столько соли? Вроде эпоха дефицита ушла в прошлое?!
— Она ответила, что зять её уехал с ночёвкой на рыбалку и обещал привезти много рыбы. Вот они со снохой и приготовились солить икру.
— Зять Ивантеевой на трайлере в море выходит?
— Нет, на Волге с моторной лодки ловит, — растерянно ответила Валентина Макаровна.
— Понятно, — ответил следователь, решив, что Ивантееву он расспросит потом сам. — А кроме Ивантеевой вы видели кого-нибудь?
— Бобылёв зашёл в подъезд со своим кобелём.
— Кто такой Бобылёв?
— Так Ванька-дальнобойщик со второго этажа.
— Значит, запишем, Иван Бобылёв выгуливал собаку.
— Скорее всего, это Емелька Ваньку выгуливал.
— Так, а кто у нас Емелька?
— Так кобеля так зовут ихнего! — удивилась непонятливости следователя Устюгова.
— Что вы меня постоянно путаете, Валентина Макаровна! — рассердился Наполеонов.
— Я вас?! Да ни боже мой! — возмутилась Устюгова, — вы спрашиваете, а я вам отвечаю.
— Так дозвольте вас спросить, как это собака может выгуливать хозяина?
— Вот сразу видно, что вы не только молоды, — покачала головой сочувственно Устюгова, — но и абсолютно не знаете жизни!
— Я не знаю жизни? — задохнулся Наполеонов.
— Ну, конечно! Иначе бы вы знали, что хозяину, например, идти на улицу лень! Ванька хочет на диване полежать, телевизор посмотреть. Он же с рейса! Устал! За баранкой-то насиделся, ему бы отдохнуть! Но не тут-то было! Емелька приносит ему свой ошейник, сидит и смотрит на него, глаз не сводит. А если Ванька не реагирует, он начинает выть! И тут уж соседи стучат Ваньке сверху, снизу и со всех сторон. А иные грозятся, высунув голову в форточку, что сейчас придут и настучат Бобылёву по голове. Вот он и идёт на поводу у Емельки. И скажите мне на милость, кто же из них кого выгуливает.
— Всё равно хозяин пса, — остался при своём мнении следователь и спросил: — А когда Иван в рейсе, кто выгуливает пса?
— Так Федька и выгуливает.
— А Федька кто?
— Сын Бобылёва.
— Почему же он не выгуливает собаку, когда отец возвращается с рейса?
— Потому что, когда Иван дома, Федьку домой до вечера никакими коврижками не заманишь.
— Это ещё почему? Отец обижает сына?
— Ага, — сказала Устюгова, — кто Федьку обидит, тот три дня не проживёт. А Ивану-то, поди, ещё пожить хочется, — закончила своё повествование женщина.
Наполеонову показалось, что в голове у него зазвучали трещотки и ещё какие-то шумные народные инструменты. Поэтому он потряс головой и спросил:
— А как жили Бессоновы?
— Нормально жили.
— Они не ссорились?
— Да когда им ссориться-то? — всплеснула руками Валентина Макаровна, — их же дома никогда нет! Тонька на работе, приползает затемно, Аркадий то на гастролях, то на репетиции. Дома только Инесса и Денис. Но не слыхала я, чтобы брат с сестрой ссорились.
— А Екатерина Терентьевна часто приезжала к дочери?
— Часто. Особенно, как Тоня начальницей стала. Оно и понятно, кто же поможет дитю, если не родная мать, — Валентина Макаровна утёрла платком кончик глаза.
— Но ведь Инесса уже вполне взрослая девушка и могла бы помочь матери по хозяйству.
— Она и помогала. Но теперь-то Инесса невеста и, сами понимаете, молодым погулять хочется.
— Инесса Бессонова собралась замуж?
— Собралась.
— И за кого же?
— За парня, ясное дело. Зовут его Глебом. Воспитанный молодой человек. Фамилию не знаю.
— А где он работает?
— Наверное, в какой-нибудь академии, — ответила соседка.
— Почему вы так думаете? — удивился Наполеонов.
— Так Екатерина Терентьевна сама рассказывала, что он учёный! А раз он учёный, то где же ему ещё работать, как не в академии.
Следователь спорить не стал и задал последний вопрос:
— Родители, наверное, копили деньги на свадьбу?
— Не без