Многочисленные обитатели Замка Лостхед уже были в сборе. Во главе стола, следуя раз и навсегда заведенному порядку, восседала Бабушка, по правую руку от нее сидел Папа, слева — Дедушка, напротив отца — Мама. Все остальные — Красавчик, Карапуз, Зануда, тетка Люсильда и прочие, человек двадцать, — расположились в произвольном порядке. Возле самой двери оказался свободный стул, и Мэрион надеялась, что ей удастся присоединиться к почтенному обществу незаметно: Бабушка разливала суп и была, казалось, всецело поглощена этой процедурой. Но едва внучка коснулась сиденья, как прозвучало грозное:
— Руки?!
Девочка тяжело вздохнула и поплелась в ванную. Руки, как назло, отмывались плохо. И где она успела так извозиться?.. Из кармана выглянул Зелепус и плотоядно уставился на кусок розового мыла:
— Это едят?
— Нет… — слегка раздраженно отозвалась она. — Потерпите немного.
— Потерпеть? Но у нас скоро начнет бурчать в животах!
Рио не оценила всей серьезности этой угрозы, но откуда ей было знать?.. И когда за столом вдруг раздались «очень-неприличные-звуки», она поначалу удивилась не меньше других. Дело как раз шло к десерту, а эти звуки становились громче и громче; разговоры как-то разом смолкли, и она обнаружила, что все смотрят в ее сторону. Кто-то хихикнул.
— Простите… — пробормотала она, покраснев, и поспешно вылезла из-за стола.
Поднявшись к себе в комнату, она сердито вытряхнула Зелепусов в коробку, стоявшую на письменном столе.
— Мы есть хотим. Хотим есть! — нудно напомнили ей из коробки.
— Сейчас спущусь вниз и чего-нибудь принесу. Сидите тихо! — и она бросилась к двери, но уже на пороге резко вернулась обратно. Подбежав к кровати, — Зелепусы с надеждой неотрывно следили за ней, вращая выпуклыми глазками, — она пошарила под ней и вытащила оттуда нечто длинное и пятнистое.
— Мы такое не едим! — в панике воскликнули новые знакомые. Она подтащила удава поближе, — он спал, — и постучала его головой о столешницу.
— У?..
— Доди, — строго отчеканила хозяйка, — это не едят! — и потыкала его мордой в окаменевших от страха гостей.
— Точно? — усомнился тот. — Выглядит вполне аппетитно.
Девчонка без долгих разговоров показала ему кулак.
— Как скажешь, — тотчас кротко согласился Доди.
Оставив веселую компанию знакомиться, Мэрион вприпрыжку помчалась вниз. Но пирожных ей уже не досталось.
* * *Пришла ночь… Полная луна повисла на ветвях старой ивы. Темная река наполнилась текучим серебром, и под грустные трели сверчков Город погрузился в сон. Уснули холмы и рощи, вороны в кронах дубов, Старый мост и вода в реке. Уснули часы на башнях и яблоневые сады, — и только огромный филин вдруг тревожно крикнул, бесшумно взмыл в ночное небо и, распластав крылья, тенью скользнул сквозь залитую лунным светом пустоту к чернеющему вдали лесу.
Там, чуть в стороне от того места, где сходятся дорога, ведущая в Залесье и тропинка, бегущая от моста, и где однажды Джоэлю-сапожнику привиделась летящая ведьма — впрочем, утверждали, что он был изрядно пьян, — там, на поляне вдруг зашевелился огромный белый валун.
Филин глухо гугукнул: «Пора!..»
Взметнулось вверх земляное крошево, и на зов хищной птицы вытекла из-под каменной глыбы огромная змея. Трижды три раза обернулась она вокруг камня, свет луны заиграл на ее скользких боках… И стала гадина сжимать свои кольца, и трескался камень, и лопалась от страшного напряжения змеиная чешуя, но она лишь сильнее сдавливала валун и яростнее терлась об его острые края. Движения ее становились все более судорожными и стремительными — и вот, наконец, выползла из лоскутьев змеиной кожи черноволосая нагая женщина, и затихла без сил на жесткой измятой траве.
Филин повертел головой, — в его круглых глазищах отразилась луна, — слетел вниз и стал терзать клювом остатки змеиной плоти, настороженно поглядывая на неподвижное, молочно белеющее тело. Осмелев, он подобрался ближе и с шумом взлетел на голову лежащей, но она мгновенно ухватила его за толстые, обросшие пухом лапы. Птица дернулась и запуталась в длинных густых волосах своей мнимой жертвы, и вероломные руки тотчас безжалостно разодрали её пополам. Женщина запрокинула вверх лицо, залитое птичьей кровью, из ее груди вырвалось громкое шипение, но зрачки, устремленные в небо, остались пусты и черны — луна не отразилась в них…
* * *Наутро Мэрион проснулась намного раньше обычного. Немного понежившись в постели, она внезапно осознала причину своего столь раннего пробуждения: Зелепусы!.. Теперь она вовсе не была так уж уверена, что поступила правильно, никому не сказав о вчерашней встрече, — ведь они все-таки неизвестно кто. А вдруг это — пришельцы?.. При этой мысли она прямо подпрыгнула. И если они — эти самые, то с какой целью они сюда «пришелились»?.. А может они какие-нибудь … ну, эти, как его… вирусы? Или бактерии?.. О тех и о других у нее было смутное представление. Поразмыслив, она поднялась, и осторожно, на цыпочках подкралась к коробке.
Зелепусы мирно похрапывали себе на кошачьей подушечке, и, кажется, не замышляли ничего дурного. «Лапусечки!..» — умилилась Мэрион. Но природная практичность тут же взяла верх: «Надо бы показать их кому-нибудь…» Тут она ненароком чихнула, и на нее тотчас уставились две пары блестящих голубых глаз. Ей стало неловко, что её застукали за таким делом, как подглядывание, и она торопливо предложила:
— Идемте пить чай с Бабушкой… Доброе утро.
Зелепусы переглянулись и, немного посовещавшись, вежливо ответили:
— Спасибо, но чай с бабушкой, пожалуй, нет. Лучше — с конфеткой.
Когда Мэрион спустилась вниз, Бабушка — седая, сухопарая, высокая и не по годам энергичная дама — уже была на Кухне. Она всегда вставала раньше остальных — никто, кажется, вообще не видел ее спящей.
Кухня представляла собой огромный круглый полутемный зал; его стены уходили вверх и в темноту. Откуда-то сверху из этой темноты свисал на толстых цепях большой котел, под ним был устроен очаг — самый настоящий, как раньше. В стенах были прорезаны узкие стрельчатые окна, между ними вдоль стен — старинная мебель: все крепкое, дубовое, украшенное искусной резьбой и цветными витражами. На полках среди посуды и всяких безделиц из серебра, хрусталя и фарфора, вид которых без лишних слов свидетельствовал о старинном происхождении, глаза ваши напрасно искали бы хоть малейшие следы века нынешнего: Бабушка не признавала никаких «электрических штучек», к тому же в Замке постоянно были перебои с электричеством. Единственное, с чем она смирилась на своей Кухне — так это газовая плита, стеснительно жавшаяся где-то в самом темном углу, да огромный двухдверный холодильник — бабушкин любимец.
Вот и теперь Бабушка — в длинном, отделанном кружевом платье, точно сошедшая со старинного портрета, — стояла перед котлом с серебряным черпаком в руке. Под крышкой котла громко булькала каша.
— Овсянка? — сморщила нос Мэрион.
— И тебе доброе утро, деточка! — укоризненно