— Все равно ведь не съедят! — булькнула каша обиженно.
— Цыц!.. — строго ответила старая хозяйка.
Тут в Кухню вбежал Папа — в плаще и шляпе, но без ботинок. Прижимая к груди кейс, он потребовал себе гренок с сыром и мармеладом. Проглотив их штук пять и угостившись чашечкой кофе, он убежал. Папа всегда был слишком занят, обеспечивая своему семейству и куче нахлебников «достойный образ жизни». Он являлся главным управляющим местного филиала гигантской корпорации «Каролина», специализирующейся, главным образом, в области туризма, отдыха и развлечений. Долина славилась своими целебными водами и климатом — это-то и привлекло в свое время внимание Корпорации. Под началом Папы была сеть отелей, пансионатов, клиник, ресторанов, кафе и прочего, что обеспечивало обслуживание туристов, чьи деньги были практически единственным источником существования Города и его тридцати тысячного населения. В Городе отца уважали, — и не только за принадлежность к старой аристократической фамилии: он прилагал немало усилий, чтобы маленький городок процветал.
Вслед за Папой появился Карапуз. Заспанный, в длинной ночной рубашке, с горшком в руках. Бережно поставив посудину под стол, — не дай бог забудешь где, потом не сыскать! — он молча вскарабкался на высокий табурет и плеснул себе в чашечку кофейку. Для своих трёх лет её младший братик был на редкость самостоятельным ребенком. Поневоле… А как же иначе, когда не менее дюжины тетушек — своих и чужих — ежеминутно норовят принять участие в твоем воспитании! Почему-то, правда, ребенок при этом вечно оставался беспризорным.
Подперев кулачком толстую щеку, он принялся звонко болтать в чашке серебряной ложечкой. Бабушка поморщилась: что за манеры! Сестра же забрала у него чашку и пододвинула бокал с молоком. Умяв последовательно тарелку овсянки, пару плюшек и яблоко, Карапуз получил в награду шоколадку и, зажав ее в кулачке, сполз с табурета.
— Что нужно сказать, молодой человек? — напомнила Бабушка.
Карапуз приостановился. Подумал.
— Съем сам, никому не дам! — и удалился вперевалочку, волоча за собой горшок.
Мэрион поглядела ему вслед и небрежно заметила:
— Если мне дадут пару монет, — тут она картинно вздохнула, — я, так и быть, пригляжу за ним сегодня.
Но заработать ей не удалось. В Кухню ворвалась разноцветная разноголосая толпа — обитатели Замка спешили к завтраку. Почему-то утром все любили попить чайку здесь, а не в столовой. По-семейному, так сказать.
Последним приковылял Дедушка и с ходу потребовал «нацедить ему кружечку», на что Бабушка сухо заметила, что «ещё рановато!»
— А тортик? — с надеждой спросил дедуля.
— На ужин! — отрезала она.
Дедушка захныкал, но на это никто не обратил внимания. С тех незапамятных времен, как он внезапно появился в Замке — дальний разорившийся родственник, не оставлять же его на улице! — к его чудачествам и нытью привыкли. Собственно, он приходился Бабушке внучатым племянником, Дедушкой же его называли из-за почтенного возраста: лет ему было около девяноста… Вы спросите, сколько же Бабушке? Считалось, что бабульке где-то сто двадцать, но наверняка она кокетничала.
Круглый зал наполнился голосами, звяканьем посуды. Обсуждали последние сплетни и свежие новости. В основном, все разговоры сводились к грядущему Летнему Карнавалу. Это событие обычно привлекало массу туристов, но и для жителей Города дни Карнавала были не только работой, но и праздником. Дамы обсуждали предстоящие развлечения и свои будущие наряды, мужчины — прошедшие скачки. В нестройный гул голосов рефреном вплеталось тоненькое: «Тор-ти-ик!..»
Спустя час с чаепитием было покончено, всё стихло, и за столом остался только Дедушка, словно рыба, выброшенная на берег схлынувшим приливом. Оглядев разгромленный стол, он сложил худые ручки на толстом животике, и в последний раз тихонечко спросил:
— Тортик?.. — в его надтреснутом голосе слышалось легкое торжество: последнее слово осталось за ним.
Из котла выглянула каша. Не заметив дедушку, она осторожно полезла наружу.
— Говорила ведь: есть не станут!.. — пробурчала она, шлепая к выходу. На полу после нее оставались влажные следы.
Дедушка озадаченно проводил ее взглядом, хотел что-то сказать, но, не вспомнив нужных слов, безнадежно махнул рукой, кряхтя, поднялся, прихватил из чьей-то чашки размокший кусок плюшки и заковылял следом. В опустевшей Кухне воцарилась тишина.
* * *
Зелепусы, подкрепившись остатками ее завтрака, снова спали. Рио заглянула под кровать:
— Присмотри-ка тут за ними, да не попадайся нашим на глаза!
— А что будет? — полюбопытствовал удав.
— Ну-у… — задумчиво протянула она, — у Мамы случится очередной обморок, у тетки Люсильды — инфаркт. А остальные покинут наш дом навсегда. Вот было бы здорово!.. Главное, чтоб тебя Бабушка не застукала, а то она сразу найдет тебе Полезное Применение. Так что не высовывайся, если не хочешь остаток дней провести в качестве … м-мм… веревки для белья.
Удав не ответил, подобное он выслушивал по сто раз на дню. Он считал себя умнее девчонки, просто никогда не говорил ей об этом: он был вежливый.
Нахлобучив панаму, Рио спустилась во двор. На каменных плитах, поросших травой, играл Карапуз: лежа на животе, все еще в ночной рубашке, он сосредоточенно возил по выщербленным камням маленький автомобильчик. При этом он так громко рычал, что казалось, будто во дворе Замка происходит настоящее авторалли.
— Пойдем погуляем? — предложила сестра.
Малыш с готовностью поднялся и протянул грязную ручонку:
— Идем!
— Фу, какой ты замарашка! — сморщилась Рио и вытерла ему замурзанную мордашку подолом его же рубашки. — Ну вот, так гораздо лучше, — удовлетворенно заметила она, когда грязь была размазана равномерно и уже не так бросалась в глаза. — Надо бы тебя переодеть…
Но ей так не хотелось возвращаться назад — чего доброго попадешься Бабушке на глаза, а уж та непременно придумает тебе какое-нибудь Полезное Дело, способное испортить весь выходной. Бабуля в этом плане отличалась буйной и неистощимой фантазией.
— Сделаем вот что! — сама себе сказала Рио, и с этими словами подвязала ему концы рубашки. Получился странного вида балахон. — Ничего, — утешила она себя, — прикинемся, что так модно.
Карапузу было все равно, лишь бы выйти за Ворота.
Спустя полчаса они уже сидели за столиком в кондитерской Папаши Дю. Перед Карапузом стояло блюдечко с пирожными и вазочка ванильного: три восхитительных розовых шарика, усыпанные орехами, шоколадом и карамелью. Рио сидела напротив, и вяло ковыряла ложечкой кусок шоколадного торта, рассматривая сверкающие витрины: горы шоколада, конфет, разноцветного мороженого, всевозможных булочек, печений и пряников. Когда-то она искренне считала Толстяка Дю — сына хозяина кондитерской и своего лучшего друга — самым счастливым человеком на свете. Пока не узнала, что у него аллергия на сладкое.
Звякнул колокольчик входной двери. В кафе ввалилась стайка ребятишек постарше. Рио помрачнела: среди пришедших она увидела Хендрю Свинуса. Они терпеть не могли друг друга. Впрочем, Хендря не представлял серьезной опасности: высокий, но тощий и трусливый, он побаивался маленькую и отчаянную Мэрион.
— Салют, малявка! — крикнул он,