Читать «Хранитель света и праха»

Нет молитвы сильнее желания.

Том Уэйтс. Малышка с черного рынка

Розалия появилась в его жизни в тот год, когда после окончания школы он не стал сразу поступать в колледж, а взял тайм-аут и отправился путешествовать по Европе, воспринимая все происходящее как невероятное приключение. Его окружала красота: уносящиеся ввысь шпили соборов, музеи, похожие на шкатулки с драгоценностями, невесомые, словно парящие в воздухе фрески, скульптуры античных героев. Он был счастлив. В тот год ему казалось, что время замедлило свой бег, а действительность отошла на второй план.

Но спустя десять месяцев деньги были на исходе. Вскоре ему предстояло вернуться в Англию и принять решение, чему посвятить дальнейшую жизнь. Он не имел ни малейшего понятия, что это может быть за решение. А мысль о том, что рано или поздно, но выбор придется сделать, заставляла его чувствовать себя эмоционально опустошенным.

Палермо должен был стать последней остановкой в его путешествии. Он приехал туда под вечер, но у него еще оставалось время, чтобы посетить самые знаменитые достопримечательности города.

Мучимый жаждой, он облизал пересохшие губы. Заблудившись по пути в катакомбы, он был вынужден спрашивать дорогу у владельцев местного магазинчика и теперь испытывал серьезные затруднения, следуя указаниям, которые те дали ему на ломаном английском, так как он по-итальянски не говорил. Блуждая по закоулкам Палермо, он еле волочил ноги от усталости. Все это напоминало ему страшный сон. Он посмотрел вверх, в далекое небо — оно было похоже на голубое стекло. Жара не спадала, от нее не спасали даже высокие стены домов по обеим сторонам улицы, которые едва не соприкасались друг с другом и отбрасывали длинные тени.

В катакомбах было прохладно и очень тихо. Все туристические автобусы уже уехали. Даже капуцинский монах в капюшоне, апатично собиравший пожертвования, исчез. Он был полностью предоставлен себе — совсем один среди восьми тысяч мумий.

Более всего его удивило то, что тела не воняли — там вообще, кроме пыли, ничем не пахло. Ему стало интересно, а издавали ли они запах когда-либо вообще. Возможно, когда мертвецов только помещали на просушку, их разлагающаяся плоть источала смрад. Даже пористый известковый налет вряд ли мог пересилить густой душок гниющей человеческой плоти. Но через восемь месяцев, на протяжении которых трупы находились в полной темноте, их доставали из камер, мыли уксусом и выставляли на свежий воздух. Так хозяйки вывешивают постиранное белье, чтобы освежить его.

Он заглянул в путеводитель, который держал в руках.

Его взгляд скользил вверх по двадцатифутовой стене, пока не достиг сводчатого потолка. Мумии тянулись вдоль стен рядами: монахи, служители закона, торговцы, матроны, прислуга. Девственницы с железными ободками вокруг голов, свидетельствующими об их непорочности. Все они были одеты, большинство стояли. Некоторые — со сложенными на поясе руками, склонив головы. Иные — с разверстыми в беззвучном крике устами. У многих не было ушей, отсутствовали челюсти или кисти рук, другие же справились с быстротечным временем несколько успешнее — их тела цвета жженого сахара полностью мумифицировались, а глаза покоились внутри запыленных впадин. Попадались даже мумии с обрывками веревок на шее. Однако, заглянув в путеводитель еще раз, он узнал, что это были вовсе не тела преступников, а останки набожных жителей Сицилии. Веревки же являли собой совсем не петли, а символы покаяния, которые монахи носили в течение всей жизни и забирали с собой, отправляясь в Царство Божие.

Смерть. Медленно спускаясь по длинным, напичканным покойниками коридорам, он размышлял о неоднозначности этого слова. Когда наступает смерть? Приходит ли она в тот момент, когда прекращает работу мозг?

Его отец, врач по специальности, рассказывал, что иногда мозг продолжает посылать электрические импульсы еще в течение десяти минут после того, как сердце прекратило снабжать его кровью. Основной выключатель — вот как отец называл человеческий мозг. Дирижер. Главнокомандующий.

Но он помнил смерть своей бабушки. Отец дал разрешение на последующее использование ее органов, и она стала, что называется, «живым трупом». Ему вспомнилось, как в день, когда ее объявили мертвой, он низко наклонился к ней, чтобы поцеловать. Его поразил цвет ее кожи. Ее мозг уже бездействовал, но она была подключена к прибору искусственного дыхания, который заставлял сердце биться. Где-то внутри печени ощущался пульс. Руки были теплыми, и если бы ее тело вскрыли, из него полилась бы кровь. Это была его бабушка. Они сказали ему, что она умерла, но выглядела она живой.

Она покоилась в стеклянном гробу в небольшой часовне. Ее лицо было олицетворением невинности — курносый носик, сладкие губки, пухленькие щечки. Ее ушки походили на крохотные раковины, а длинные ресницы бахромой окаймляли опущенные веки. Нежно-розовый бант на макушке и непослушные кудряшки волос, спускавшиеся на лоб, придавали ей очень ранимый вид.

Он неотрывно смотрел на нее, не веря до конца в то, что она настолько прекрасна. Как ее отцу могло прийти в голову поместить дочь здесь? Зачем сохранять тело трехлетнего ребенка и оставлять девочку спать вечным сном под взглядами доброй тысячи злобных чучел?

Луч позднего послеобеденного солнца проник сквозь крохотное, зарешеченное окошко и коснулся Розалии, и ему показалось, что капельки пота выступили на ее прелестном лбу. В этот момент он ясно осознал, каким должно быть его будущее. Иногда события, которые определяют всю нашу дальнейшую жизнь, случаются неожиданно и длятся мгновения. Одно такое мгновение — казалось бы, в самом неподходящем