— Это как?
— Ну, сочиненные разного рода мистиками и искателями стихи о приближении к смыслу смыслов, тайне тайн и так далее. Обычно это считается набором метафор, описывающих восхождение по лестнице познания. Такова вся суфийская поэзия…
Я кивнула.
— Большинство подобных памятников просто аллегории духовного пути. Но некоторые из них, я уверен, написаны людьми, знавшими про Камень. Причем через много веков после того, как он исчез с исторического горизонта. Я говорю про эзотерическую поэзию, созданную в кругу Джалаладдина Руми. Я лично обнаружил несколько памятников, не известных раньше. Это не оригиналы рукописей, а поздние копии, и я не могу убедительно доказать свою теорию — но абсолютно в ней уверен. В этих текстах говорится о масках, скрывающих непостижимое, о танце Сущего — и о тайном солнце мира, к которому приближается искатель. Звучит знакомо?
— Знакомо, — ответила я.
— Там говорится о невидимом светиле, создающем мираж нашего мира, и еще о том, что дошедший до источника странник может изменить все, поскольку становится солнцем сам… Он понимает, что солнце с самого начала было им, а он был этим солнцем. И тогда искатель танцует с этим солнцем, как с любимой или любимым… сливаясь и разделяясь опять. И так далее — много фигур и образов, стандартных для суфийской поэзии. Не очень хорошие стихи — слишком приторные на сегодняшний вкус, если относиться к ним исключительно как к искусству. Но они весьма информативны, если считать их пошаговой инструкцией по обращению с Камнем.
— Руми сам об этом писал? — спросила я.
— Нет. Вернее, тоже писал, но мало и аллегорически. Например, — Гекчен зажмурился, вспоминая, — вот так: «то, что обычному человеку кажется камнем, для знающего является жемчужиной».
— Почему вы думаете, что это именно о Камне Элагабала?
— Я не думаю. Я знаю. Но, повторяю, доказать не могу.
— Очень расплывчато, — сказала я. — Легко может быть и о чем-то другом. А где Камень хранился после пятого века?
— Точно не знаю. Но я знаю одно. Ты слышала такое слово — soltator? Понимаешь, что оно значит?
— Танцующий для солнца, — ответила я. — Примерно такой перевод.
— Да. В тринадцатом веке им был Джалаладдин Руми.
— Вы же говорите, он почти не писал о Камне.
— Писали его ученики и сподвижники. А сам Руми был еще и мастером танца. Он не только сочинял стихи, он танцевал. Кружился на месте, раскинув руки в стороны. И все. Это был его метод общения с Камнем. Кое-что он писал — но не о Камне, а о себе, танцующем…
Гекчен опять зажмурился.
— «Растворись в Сущем, которое есть все… Рассудок — это тень, отбрасываемая солнцем, бог — Солнце… Танец — это радость бытия. Я наполнен ею. Кожа, кровь, кости, мозг и душа — нет места для неверия или веры. Ничего в этом существовании кроме самого существования…»
Я остановилась, чтобы он случайно не споткнулся, и Гекчен остановился вместе со мной.
— Руми был очень загадочной личностью, — продолжал он. — Его фамилия, или прозвище, означает «Римский», «из Рима». Чтобы объяснить такую странность, ученые придумывают самые экзотические объяснения. Вроде того, что уже завоеванная мусульманами Анатолия когда-то была частью Восточной римской империи, где ее называли «Румом», и поэтому Джалаладдина прозвали «римлянином». Но у Руми была совсем другая связь с Римом.
— Какая?
— Такая же, как у Камня. Потом, когда Руми умер, его танец стали широко копировать последователи. А Камень опять исчез.
— Куда?
— Я не знаю, куда, когда и как. У меня такое чувство, что он появляется и исчезает необъяснимым образом, иногда делая себя доступным людям. Турция, Сирия, Египет, вообще Средиземноморье и окрестности. Логику его перемещений я не могу до конца понять.
— Вы говорите много интересного, — сказала я. — Но неужели вы действительно верите, что это источник всей нашей Вселенной?
— Да.
— А почему, скажите, он имеет форму треугольного камня с выщербинами на поверхности? Почему источник нас с вами, галактик, звезд, всяких туманностей и даже пространства между ними — это черный конус из базальта? Вам не кажется, что получается как-то… Ну, не в рифму?
— Я понимаю, — сказал Гекчен. — Это хорошее возражение. Очень умное и тонкое. Но камень сам по себе — не источник всего. Это просто… Как бы выразиться. Просто указатель. Он указывает, что источник доступен.
— Что он где-то близко?
— Что он доступен, — повторил Гекчен. — Все «близко» и «далеко» появляются из этого источника. Когда ты видишь Камень, источник открыт. Если знаешь, как управлять им, ты получаешь власть над Вселенной. Это как бункер с ядерной кнопкой. Красная кнопка — просто круглый кусочек пластмассы, в котором нет ничего особенного. Но если нажать на нее, произойдет много интересного… Вот точно так же Камень Солнца — это просто камень. Но он очень опасен. Многие глобальные потрясения за последние несколько тысяч лет так или иначе связаны с ним. Мало того, он может вообще уничтожить человечество.
— Вы же говорите, что дело не в Камне?
— Дело не в Камне. Но других врат к центральному проектору не существует. Если кто-то уничтожит Камень, с проектором ничего не произойдет. Но врата закроются, и человечество избежит страшной опасности.
— Хорошо, — сказала я, — а почему проектор, создающий весь видимый космос, находится именно на Земле? Почему не на Марсе? Почему он связан именно с этим камнем, а не с горой Арарат, например?
Гекчен вздохнул. Видимо, он уже терял надежду, что я его пойму.
— Проектор нигде не находится. Но из него возникает картинка того, что ты называешь космосом вместе со всеми человеческими «где» и «почему». Общая для всех людей. Ты сама ответила себе, когда произнесла слова «весь видимый космос». Космос — это просто то, что мы видим.
— Но космос есть на самом деле, — сказала я. — Именно поэтому мы его и видим.
— Нет, — ответил Гекчен. — Мы его видим, и именно поэтому он есть на самом деле. Это даже не вопрос веры, девочка. Это вопрос исключительно порядка слов в предложении.
— Допустим, — сказала я.
— С этим проектором связаны великие сущности, живущие за пределами нашей иллюзии. В суфизме их называют «мелек». И я знаю, что они рассказывают людям, изредка появляясь перед ними. Они говорят, что когда-то проектор создавал неподвижную плоскую Землю — и живших на ней простодушных людей, молящихся грому и ветру. Сейчас он создает умных и изощренных физиков, темную материю и разбегающуюся Вселенную, которой четырнадцать миллиардов лет — вместе с доказательствами, что так было всегда. Проектор рисует все, что мы видим и знаем. Но он…
Гекчен замялся.
— Говорите проще, — сказала я. — Я блондинка.
— Проектор не на одном экране с нами. Проектор — это компьютер, выводящий на экран нас и все остальное. Я не знаю, где он, что он такое и кто его хозяин. Но на десктопе нашего мира есть иконка, позволяющая им управлять. Такой черный треугольник, по которому можно кликнуть мышью… Тот, кто