Читать «Теория катастрофы»

Посвящается всем хранителям ноосферы.

Это был просто кошмарный сон.

Земля стремительно приближалась. До удара осталось пять секунд.

Девушку развернуло спиной к острым скалам. По позвоночнику прокатилась ледяная волна — человек предпочитает встречать смерть лицом.

Четыре секунды. Космический катер падал на двадцать метров впереди и ниже.

Три секунды. Девушка всё больше отставала от спешно покинутого корабля, но её скорость по-прежнему была огромной.

Поворот тела позволил увидеть будущее.

Время затормозилось ещё сильнее.

Будущее было совсем рядом — страшное как смерть и неотвратимое как будущее.

Девушка летела стрелой, вбирая зрачками последние секунды и метры.

Кто сказал, что видимая смерть легче?

Две секунды.

Внизу скалились острые каменные резцы; впереди вырастал хребет, зубастой челюстью окаймлявший большой кратер, и расширенные глаза уже нашли хмурую гору — прерывающую траекторию падения, перерезающую нить судьбы.

Вершина роковой серой скалы напоминала морду зверя. Оскаленно-неподвижного, собравшегося в боевую пружину перед прыжком.

Одна секунда.

Ракетный катер молнией вонзился в каменное подбрюшье скалы. Топливо мгновенно смешалось с жидким кислородом и взорвалось.

В месте падения выдулся немой оранжевый шар. Огонь полетел вверх — встречать человека.

Сжав до боли ладони, девушка смотрела, как взрывная волна вздымалась всё выше, пожирая скалу и яркими руками жонглируя металлом бывшего корабля.

В таком пекле пластиковый скафандр не выдержит и мгновения: запузырится плавленым сыром и лопнет, впустив пламя — к коже, а пустоту — в грудь.

Но зверь, ревниво опережая огонь, прыгнул навстречу, раскрывая серую пасть в смертельный капкан.

Сверхзвуковой удар о скалу расколет стеклянный защитный колпак в пыль и мелкие кусочки. Каменные зубы изотрут человеческое тело в бессмысленную красную кашицу, беззвучно шипящую и пузырящуюся в вакууме.

Бритвенный край кратера был совсем рядом.

Девушка ясно видела клыки в пасти зверя, плывущего по горло в жгучей лаве.

Что убьёт раньше — огонь или камень?

Жить хотелось невыносимо.

Слоистый аромат поздних медуниц доверху наполнял Главную башню. Под арочными сводами из шершавого камня гулко металось изломанное, исцарапанное эхо.

Вдоль стен по-броуновски переминались школьники, едва сохраняя небрежный строй. Профессора Колледжа стояли степенно, раскланиваясь с родителями учеников.

Хрустящая праздничная атмосфера была подсолена сожалением о промелькнувшем лете. Среди студенческого Ордена Леопардов спокойно стояла Никки: тонкие черты лица, синие глаза, худощавая фигура. Кремовые брюки, рубашка цвета горького шоколада — на первый взгляд, девушка выглядела вполне обычной. Лишь прозрачные волосы, сверкающие на солнце длинными хрустальными прядями, выделяли её среди подростков.

Впрочем, что-то в лице Никки быстро заставляет забыть об удивительных стеклянных волосах. Обычная девушка? Вовсе нет. Её лицо почему-то не отпускает взгляд. Слишком уверенное выражение? Необычно умные глаза?

Странное, странное лицо.

Когда девушка отворачивается, то возникает острое чувство потери и пустоты. Художники в бешенстве ломают кисти и сходят с ума, пытаясь перенести на холст этот секрет таинственного притяжения.

Много, много страданий приносят такие лица другим людям.

Колчан стрельчатого окна встряхнул и заново перевязал пучок серебряного света; студенты зашевелились, спрятались за тёмными очками.

Никки поерошила волосы и небрежно стряхнула солнечный луч; рой искр разлетелся по сторонам и ужалил не одно молодое сердце.

Девушка посмотрела в дальний угол холла и нашла среди Ордена Сов высокого Джерри. Юноша пристально глядел на неё, прищурив голубые глаза. Никки кивнула, и он мгновенно просиял в ответ.

Родители первокурсников грудились у балконных перил, бережно держа в руках чёрно-белые тома. Каждый год выходила книга с результатами экзаменов и биографиями счастливчиков, попавших в Школу Эйнштейна. Популярное и горестное чтение для непоступивших в знаменитый Колледж. Секреты чужого успеха — ходовой товар среди неудачников.

Девушку с хрустальными волосами зовут ещё и другим именем: Маугли. Это имя очень подходит девушке. Уважительно подходит, на настороженных ногах: Никки непредсказуема, её поступки вызывают смятение врагов и недоумение друзей.

Маугли обвела взглядом разноцветную шумную толпу студентов, вернувшихся с каникул и заполнивших Главную башню Лунного Колледжа. Столько людей сразу! — зрелище всё ещё удивительное для девушки. Десять лет она видела только одного человека — и то в треснувшем зеркале корабельного душа.

Давным-давно, маленькой девочкой, она жила с мамой и отцом на Марсе — ласково лиловом и восхитительно интересном.

Но однажды вечером папа заявил:

— Мы летим на Землю.

— Зачем? — насупилась Никки. — Мне и на Марсе хорошо.

— На Земле тебе будет ещё лучше, — сказала мама. — Там есть море.

«Море» прозвучало как «мороженое».

Никки вопросительно посмотрела на отца, голова которого парила где-то возле яркой люстры.

— Море тебе понравится! — кивнул отец из стратосферы. — Оно любит кувыркаться, шлёпать и бормотать. Море пахнет солью и полно сокровищ — и ты будешь за ними нырять.

Это звучало даже лучше, чем мороженое, и Никки согласилась.

Девочка привычно села отцу на шею-которая-выше-жирафа, и они отправились к небольшому научному фрегату «Стрейнджер», на котором её родители летали вдвоём, пока работали в МарсоИнституте.

Фрегатик охотно согласился отвезти их на Землю.

Роботы-грузчики катили багаж.

— Мама, откуда у тебя такой чёрный и блестящий чемоданчик?

— Никки, это наш попутчик — Робби.

— Здравствуйте, мисс Гринвич!

— Ойздрасте, говорящий чемодан Робби.

Попутчик оказался сущим кладом. Родители много времени проводили в рубке, работая свою непонятную работу, а Никки и Робби в кают-компании пели песни, рисовали и резались в задумчики. Новый приятель знал массу удивительного и совсем не робел целый день играть с маленькой девочкой.

Отсчитались две недели полёта, поскучневшие к концу.

После завтрака отец пристегнул Никки к креслу и строгим голосом велел нухотьнемногопосидетьспокойно.

И отправился на капитанский мостик.

Девочка долго хихикала — папа совсем не умел быть строгим.

Никки не успела нарисовать давно задуманный домик с башней и балконом, как внезапно погас свет, и девочка очутилась в душной тяжёлой тьме. Никки крепилась и ждала родителей, но когда корабль на что-то налетел, заскрежетал, и стал разваливаться, она не выдержала и завизжала изо всех сил.

Пронзительный древний призыв о помощи остался без ответа.

Мрак, душивший Никки, рассвирепел и хлестнул наотмашь свинцовой рукой. Тело девочки было пристёгнуто к креслу, но голова жестоко дёрнулась, шея хрустнула и сознание с облегчением покинуло маленький и перепуганный до смерти мозг.

Следующее воспоминание было таким: Никки лежит на металлическом столе, без одежды, и её глаза слепит яркая лампа. Сверху нависает страшная пучеглазая морда и машет клешней с мокро-красным скальпелем. Крик почему-то не выходит.

Первые недели после катастрофы прерывистым стробоскопом запечатлелись в памяти:

…ледяной окровавленный стол под