Читать «Ревизия командора Беринга»

 середине января император начал кричать от нестерпимой боли. Тоскливый и безнадёжный вой растёкся по Зимнему дворцу, просочился за стены и здесь, подхваченный снежным ветром, разнёсся но площадям и першпективам... Казалось, тоскливо и безнадёжно кричит вся разорённая, замученная держава...

Возок легко скатился с пологого берега и помчался по укатанной посреди Невы дороге. Темнели мрачные стены крепости, тускловато поблескивал впереди золочёный шпиль колокольни, убогие, занесённые снегом лачужки серели но берегам. Когда сквозь сухой шорох позёмки полоснуло чьим-то воем, Беринг поёжился.

   — Чьто это?

   — Волки, Витязь Иванович! — не задумываясь, ответил денщик. — Сей год зима голодная, так спасения от волков нет. Перед Рождеством-то, слышали, камердинера светлейшего князя загрызли. Вышел посрать, бедной, а его у крыльца зарезали... Страсть...

   — He-а... — угрюмо уронил возница-чухонец. — Этто не фолки, герр капитан...

   — Кто же тогда воет? — удивился денщик, но чухна не ответил. Приподнявшись, подхлестнул лошадей вожжами.

Плотнее закутавшись в шубу, Беринг закрыл глаза. Он уже догадался, чьто это... Возок промчался мимо царского дворца, и, загороженный мрачным зданием Морской академии, вой стих. Только скрипели полозья да шуршала позёмка.

Не доезжая до Адмиралтейства, поднялись на прорубленную в лесу Невскую першпективу. Тут горели фонари. Кое-где на них, выбеленные метелями, покачивались трупы повешенных.

Через пустырь, заваленный штабелями брёвен и торчащими из сугробов якорями, двинулись в сторону Мьи[1] — там находилась слобода морских офицеров, там и жил капитан Российского флота Витус Беринг...

В доме было ещё холоднее, чем на улице. В пламени зажжённых свечей засверкала изморозь на обтянутых крашеным холстом стенах. Всё вокруг хранило следы торопливых сборов. Мебель сдвинута. На полу — какие-то тряпки... Когда перед Рождеством Берингу объявили, что надлежит отправиться на Камчатку и совершать там морское плавание, помимо хлопот, связанных с предстоящим предприятием, навалились и заботы о семье. Одному Богу ведомо, когда они вернутся назад, и Беринг не решился оставить семью в петербургском доме, отвёз к родне в Выборг...

Год начинался неспокойно. Сразу после ноябрьского наводнения слёг император, и по городу ползли тревожные слухи. Стягивались в Петербург военные части, дабы, как было объявлено, солдаты имели время для молитвы о здравии государя... Отпуска бы всё равно не дали...

На свой страх и риск отправился Беринг в Выборг и в спешке толком не успел проститься с семьёй... Только сейчас, в разворошённом торопливыми сборами жилище осознал он, что долго теперь, может быть, уже никогда не увидит свою молодую жену, не обнимет сыновей.

Нагнувшись, Беринг поднял с пола тряпицу. Это был кружевной чепчик Йонаса. Крохотный, он умещался на широкой ладони капитана... Не скинув шубу, Беринг опустился на лавку. Глядя на денщика, возящегося возле дымящей печи, задумался.

Сорок три года исполнилось и минувшем, 1724 году Берингу... Двадцать лет назад ему улыбнулась удача — так казалось тогда! Вернувшегося из Ост-Индии матроса встретил адмирал Крюйс и пригласил на русскую службу, посулив офицерский чин...

Когда Беринг прибыл в Петербург, город только начинали строить. На Заячьем острове творилось невообразимое столпотворение. Русская речь мешалась с чухонской, медлительные, печальные песни прерывались резкими вскриками лопарей, перегонявших впряжённых в волокуши оленей. Из огромных оленьих глаз текли слёзы. Впрочем, из чьих глаз не текли они в этом, из болотной топи растущем, городе?

Здесь можно было выстроить что угодно... Прямо на глазах поднимались дворцы и блистательные карьеры. От одной виктории к другой тянулась нескончаемая война... Дождём наград осыпало счастливцев... Стремительно росли в чинах и иностранцы, но у Беринга карьера не заладилась. Шесть лет он возил лес на Котлин, год плавал на дозорном судне и всё время служил возле войны... Только на восьмой год улыбнулась фортуна — Беринга назначили в Прутский поход, осуществляемый под личным командованием императора... Беринг уже принял в Азове под команду корабль, и вот — катастрофа. Армия и император попали в окружение, и спасло их лишь корыстолюбие турецкого паши, не устоявшего перед предложенной Шафировым взяткой. Пожертвовав Азовом, император заключил перемирие.

Что-то надломилось в Беринге, когда он вернулся в Петербург. Конечно, всякому лестно поучаствовать в очередной виктории, но капризен характер фортуны — легко играет она судьбами королей и императоров, что же говорить о рядовых тружениках войны? Лучше уж просто тянуть лямку, не ревнуя славу к более фартовым землякам... Что ж... Одним даётся судьба героев, другим назначено исполнять то, что будет указано...

Нет, не бегал Беринг от опасностей. В 1716 году совершил рискованное плавание, перегоняя построенный в Архангельске фрегат в Балтику... Всякое могло случиться, но и здесь — Бог миловал, — обошлось без происшествий. Благополучно, не встретившись с неприятелем, привёл корабль к месту назначения. Следующий чин он получил, как и положено, за выслугу и к концу войны, будучи капитаном второго ранга, командовал шестидесятипушечным «Мальбургом». Тогда, в мае 1723 года, Петербург встречал «дедушку русского флота» — ботик, на котором юный Пётр плавал по подмосковным озёрам. На санях привезли «дедушку» в Шлиссельбург, а оттуда, вниз по течению Невы, его повёл сам государь.

Грохотом барабанов, звоном литавр, ружейной пальбой приветствовали «дедушку» выстроенные вдоль берегов полки. Орудийными салютами встречала ботик и Петропавловская крепость. Вечером по бледному петербургскому небу рассыпались огни фейерверков...

Торжества растянулись на всё лето. В августе ботик представляли «воинственным внукам» — кораблям Балтийского флота. Они выстроились на кронштадтском рейде — огромные, многопушечные фрегаты. В торжественной тишине двинулась от пирса к ботику шлюпка. На вёслах сидели адмиралы, а впереди, склонившись над водою, промерял лотом глубину всероссийский вице-адмирал Белого флага, светлейший князь Меншиков. Роли были расписаны строго по рангу. Сам император сидел в шлюпке за рулевого.

Сияло солнце. Сверкали над водой мокрые лопасти вёсел.

Стоя на юте «Мальбурга», капитан второго ранга Витус Беринг, вглядываясь в гребцов, пытался рассмотреть, кто где. Вот сам Фёдор Матвеевич Апраксин, возглавляющий Адмиралтейств-коллегию, вот Дмитрий Николаевич Сенявин... За ними, кажется, Скорняков-Писарев — начальник Военно-морской академии, особо доверенный человек государя. А вот и старый знакомый — адмирал Сиверс, с которым двадцать лет назад плавал матрос Беринг в Ост-Индию. В один год они поступили на русскую службу... Вот адмирал Крюйс... А кто это в паре с ним? Да это же Николай Фёдорович Головин! А ведь когда-то он плавал под его, Беринга, командою...

Отвыкшие от вёсельной работы, адмиралы гребли вразнобой. Дёргаясь, шлюпка медленно двигалась по голубой воде залива. Царь с трудом удерживал курс.

Наконец подошли к ботику.

Задорно громыхнули три пушечки, установленные на его борту. А мгновение спустя показалось, что раскололось небо. Это полторы тысячи орудийных стволов откликнулись «дедушке».

Вместе с другими салютовал и корабль Беринга. Добродушно улыбался капитан орудийному грому. Вчера записал он