Читать «Уральское эхо»

© Свечин Н., текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Автор благодарит Владимира Миктюка за историко-краеведческую экспертизу книги

Вечером 10 июля 1913 года надзиратель второго разряда Петербургской сыскной полиции Иван Изралов не пришел на ежедневный доклад к чиновнику ПСП Левикову. Тот курировал Второе отделение наружной полиции[1], куда входили участки, за которые отвечал агент[2].

Левиков сперва не обратил внимания на неявку подчиненного. Титулярный советник был опытным служакой, а в 1907 году даже возглавлял Бакинское сыскное отделение, где пережил покушение на свою жизнь. Теперь Александр Степанович занимал в ПСП ответственную должность чиновника для поручений. Надзиратель не пришел на доклад – значит, был занят неотложным делом. Утром явится и отчитается.

Но Изралов не явился и утром. Это уже было из ряда вон, и на дом к надзирателю отправился курьер. Он вернулся ни с чем: жена сказала, что сама беспокоится за мужа. Ушел вчера в пятом часу пополудни с загадочным лицом и с тех пор не возвращался. В дверях спросил: если меня повысят в первый разряд, что тебе купить с нового жалования?

Чиновник немедленно доложил о происшествии начальнику сыскной полиции статскому советнику Филиппову. Тот успокоил подчиненного: за сорок семь лет существования их службы ни один сыщик не погиб. Скорее всего, агент напал на горячий след и пошел по нему. Такие случаи бывали – надзиратели иной раз проезжали пол-России, филируя преступника. Доберется Изралов до телеграфа и сообщит, где он и что с ним… Но на всякий случай шеф велел осмотреть квартиру и рабочий стол Ивана. Еще он спросил чиновника:

– Что вы ему поручали из последних дел?

– Иван отвечает за Первый и Второй участки Нарвской части, – сказал титулярный советник. – Вы же помните, Владимир Гаврилович, что у нас там.

Статский советник крякнул:

– Да уж…

Участки были одними из самых беспокойных в столице. Они охватывали местности по левому берегу Обводного канала между Царскосельским проспектом и речкой Таракановкой. Один Скотопригонный двор чего стоит! А еще два вокзала – Варшавский и Балтийский – плюс Митрофаньевское кладбище с его близостью к Горячему полю… Притоны Альбуминной и Старообрядческой улиц, казармы рабочих городской бойни, бесконечные лабазы тряпичников вдоль канала… Темные обираловки вокруг банов[3], в каждой из которых квартирует отдельная хевра мойщиков или скрипушников…[4] Пакгаузы железных дорог, как магнит притягивающие всю окрестную погань…

– А те два убийства тоже он дознавал? – насторожился Филиппов.

– Точно так. Без особого успеха, правда. Я уже собирался усилить Изралова другим надзирателем, да…

На этих словах чиновник ухватил себя за подбородок:

– Неужели?..

– Что вспомнили, Александр Степанович?

– Да он вчера и мне строил загадочное лицо. А потом бросил через плечо: не цените вы меня, но я докажу…

В конце июня за оградой Воскресенского женского монастыря нашли два мужских трупа. Документов при них не было, и на установку личности ушло несколько дней. Полицейские выяснили, что это были отец и сын Зыковы, богатые прасолы из Усть-Каменогорска. Приехали торговать скот, получили выручку – и их зарезали. Двойное убийство – происшествие чрезвычайное, градоначальник Драчевский постоянно спрашивал о ходе дознания у Филиппова. Но юбилейные торжества[5] отвлекали все силы сыщиков. Наплыв приезжих, неизбежные мордобой и поножовщина в местах народных гуляний – чины ПСП валились с ног и ждали осени.

Филиппов тяжело поднялся, почесал объемистый живот и сказал:

– Идемте.

Они вошли в комнату надзирателей и двинулись вдоль столов.

– Вот этот его, – указал на стол у окна Левиков. – Делит вместе с Дмитриевым и Гунтаревым.

– Господа, где ящик Изралова? – спросил статский советник у агентов. Один из них, Гунтарев, открыл створку:

– Здесь, ваше высокородие. А еще навалено сверху.

– Что такое?

Филиппов взял со стола сорок шестой том словаря Брокгауза и Ефрона.

– Иван забрал вчера у журналиста[6].

– Зачем?

– Не сказал, ваше высокородие. А вон там закладку видать.

Статский советник раскрыл том на закладке и почернел:

– Вон оно как… Тут еще надпись.

Левиков взял из его рук полоску бумаги и прочел вслух:

– «Сусальников, Матвей, Екатеринбург». Абракадабра или подсказка, Владимир Гаврилович?

– А вот сюда посмотрите, – ткнул тот пальцем в колонку энциклопедического словаря.

– Платов? Тот самый, казачий граф?

– У нас, Александр Степаныч, свой Платов имеется. Нешто забыли?

Тут и Левиков дернул щекой:

– Ах ты господи… Не может быть! Он в столице? Хотя… в марте еще я получил об этом очень поверхностные сведения… докладывал вам, помните?

– Помню и не придал тогда значения, – кивнул начальник ПСП. – Вот и допрыгались. Найдем ли мы теперь Ваню? И думать об этом не хочется.

Филиппов оказался прав. Больше надзирателя второго разряда Ивана Изралова никто никогда не видел. Ни живого, ни мертвого.

Спустя сорок восемь часов в отдельном кабинете ресторана «Англия», что на Офицерской, 17, собрались три статских советника. Компанию Филиппову составили делопроизводитель Восьмого делопроизводства Департамента полиции Лебедев и чиновник особых поручений того же ведомства Лыков. Эти трое являлись лучшими сыщиками столицы. С недавних пор они установили обычай: раз в месяц встречаться и обсуждать накопившиеся вопросы. Сегодня начальник ПСП собрал коллег вне очереди – уж очень срочное было дело.

Выпив по первой рюмке и закусив, их высокородия переглянулись. Алексей Николаевич кивнул Владимиру Гавриловичу:

– Начинай. Ты насчет Изралова?

– Да.

– Так и не нашли?

– Боюсь, и не найдем.

У Лыкова на лбу появилась невеселая складка.

– Это он весной помогал взять Жоржика Могучего на том же Обводном?[7]

– Он.

– Расторопный был…

Филиппов вздохнул, поправил на коленях салфетку и начал рассказывать:

– Имя Матвей на закладке и страница в словаре, на которой рассказывается про графа Платова, дают нам отчетливый след. Видимо, мой надзиратель обнаружил, что к убийству прасолов приложил руку некто Шелашников, бывший горнорабочий поселка Шайтанка Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Вы должны его знать – он уже пять лет как в циркулярном розыске.

Департаментские кивнули, но Лыков добавил:

– Уточни детали, а то мерзавцев всяких пруд пруди, всех не упомнишь.

– Этот особенный, – вздохнул главный столичный сыщик. – Зовут Матвей Досифеевич, лет от роду сорок пять, а кличка в уголовной среде – Граф Платов.

– Отчего так? – заинтересовался Лебедев.

– История длинная…

– Тогда махнем еще по рюмке, и продолжишь.

Они выпили, и Владимир Гаврилович задал неожиданный вопрос:

– Знаете, кто такие платирины?

Лыков пожал плечами. Но Лебедев, который много занимался классификацией примет, ответил:

– Это что-то связанное с носом. У платиринов он широкий.

– Верно, Василий Иванович. Платиринами называют представителей тех рас, у которых широкие носы. Это негры, негритосы и австралийцы. У них ширина носа в полтора раза больше, чем длина. А у европейцев, например, вдвое меньше. У иранцев или кавказцев соотношение еще меньше. Так вот. Наш герой имеет особую примету – именно такую картошку на лице вместо носа. Когда он в первый раз угодил в тюрьму, смотритель попался шутник и антрополог-самоучка. Он дал Шелашникову прозвище Платирин и даже записал его в статейные списки. Окружающие уголовники такого слова запомнить не могли и переиначили парня в Платова. Точнее, Графа Платова. Опять же, оба крещены Матвеями.

Алексей Николаевич почувствовал недосказанность и уточнил:

– У парня задатки