* * *
Царский шут Д'Акоста вел по какому-то делу длительную тяжбу в суде. После множества хождений в суд, проволочек и разбирательств судья сказал д'Акосте:
— Признаюсь, что в твоем деле я не вижу хорошего конца.
Д'Акоста тут же протянул ему две золотые монеты со словами:
— Вот вам, сударь, отличные очки!
* * *
Когда Балакирев однажды вез Петра I в одноколке, лошадь вдруг остановилась посреди лужи для обычной надобности. Балакирев хлестнул ее кнутом и проворчал:
— Ну, точь-в-точь как ты, Алексеич!
Петр удивился:
— Кто?
Балакирев указал:
— Да вот эта кляча, совсем как ты!
Петр вспылил:
— Почему так?
Балакирев ответил:
— Да так вот. Мало ли в этой луже всякой дряни, а она и еще добавляет. Мало ли у Меншикова всякого богатства, а ты еще ему пичкаешь.
* * *
Богатство светлейшего князя Меншикова действительно росло не по дням, а по часам и быстро стало притчей во языцах. Александр Данилыч был «породы самой низкой, ниже шляхтества», однако благодаря близости к царю быстро сколотил умопомрачительное состояние. Но надо сказать, что даже особо приближенное к трону положение не сделало Меншикова неприкасаемым для закона. Специальная комиссия расследовала его злоупотребления и наложила на светлейшего князя начет более миллиона рублей.
Петр I за мздоимство нередко самолично отхаживал дубинкой или кулаками своего ближайшего помощника. Но сердиться на него долго не мог.
Однажды, когда царю в очередной раз пожаловались на бессовестные поборы со стороны Меншикове, Петр I в гневе поколотил светлейшего князя палкой. Александр Данилович крепко пострадал — царь разбил ему нос и поставил под глазом здоровенный фонарь. А после чего выгнал со словами:
— Ступай вон, щучий сын, и чтоб ноги твоей у меня больше не было! Меншиков ослушаться не смел, исчез, но через минуту снова вошел в кабинет… на руках!
* * *
Царская дубинка, конечно, была сильным лекарством, однако надолго ее действия не хватало. Едва у светлейшего князя притуплялись воспоминания о ней, как он снова брался за старое. О богатстве Меншикова может свидетельствовать хотя бы его дворец в Петербурге, сохранившийся до наших дней и ставший музеем. С ним связана одна из питерских легенд.
Как-то покидая столицу, поручил Меншикову, как градоначальнику, контролировать строительство здания 12-ти коллегий. А чтобы, тот исправнее выполнил поручение, посулил ему подарить в личное пользование всю землю, что останется свободной на набережной Невы после постройки. Приехавший на место, выделенное под застройку, градоначальник Меншиков вскоре понял, что щедрый царский подарок — фикция, свободно места не оставалось. И тогда он, с присущей ему смекалкой, сообразил, как и поручение выполнить, и себя не обидеть. Александр Данилович развернул чертеж, отчего длинное здание оказалось к Неве торцом. Так и начал строительство. Когда вернувшийся Петр увидел, как заложен фундамент, он в бешенстве поволок Меншикова вдоль будущего фасада и молотил его дубинкой у каждой коллегии. Но царское слово свое сдержал и землю «Алексашке» подарил.
* * *
Александр Меншиков частенько конфликтовал не только с Законом, но и с генерал-полицмейстером Антоном Девиером. Правда, в их вражде присутствовали во многом личные мотивы. Женившись на сестре А. Д. Меншикова без согласия последнего, Девиер приобрел в его лице смертельного врага. На сайте «Наш Питер» рассказывается об этом так:
«Девиер имел неосторожность влюбиться в Анну Даниловну Меншикову, и начался роман, превративший двух сподвижников царя в лютых врагов. Девиер попросил у Меншикова руки его сестры, а тот с помощью слуг избил жениха до полусмерти. Неудачливый жених обратился за помощью к Петру. Царь, узнав, что Анна Даниловна любит Девиера, приказал Меншикову сыграть свадьбу через три дня».
Пока Петр I был жив, он не дозволял Меншикову и Девиеру открыто проявлять свою вражду. Главные руководители армии и полиции, фактические начальники столичной губернии и столицы, повинуясь крутому нраву и тяжелой руке Петра I, демонстрировали внешнее миролюбие.
После смерти царя от нападок Меншикова Девиера оберегала императрица Екатерина I. Тем более, что она доверяла своему генерал-полицмейстеру. Однажды она дала ему деликатное дипломатическое поручение — отговорить Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую, выходить замуж за Морица Саксонского, в которого та была влюблена. Какие ухищрения предпринял Девиер — осталось тайной, но он не только отговорил Анну от брака, но и снискал ее расположение. Но, как только Екатерина умерла, Александр Данилович, улучив момент, вверг противника в опалу.
С подачи светлейшего князя Девиер был обвинен в том, что 16 апреля 1727 года во время тяжелой болезни императрицы Екатерины, он вел себя непристойно — шутил и смеялся. При допросе о причине смеха Девиер показал: «Сего апреля 16-го числа в бытность свою в доме ее императорского величества, в покоях, где девицы едят, попросил он у лакея пить, а помнится, зовут его Алексеем, а он назвал Егором; князя Никиту Трубецкого называли шутя товарищи Егором, и когда он, Девиер, у лакея попросил пить и назвал его Егором, а он Трубецкой на то словно поворотился к нему, где он сидел с великим князем, все смеялись;»
Такая вот на первый взгляд никчемная ситуация имела самые серьезные последствия. Антон Девиер был пытан, наказан кнутом «нещадно», лишен всех должностей и чинов, дарованного Екатериной I графского титула, имений и сослан в Восточную Сибирь. Меншиков не позволил своей сестре последовать за изгнанником. Но, надо полагать, что, оставшись в Петербурге, Анна Даниловна нашла способ похлопотать о судьбе мужа. И сумела облегчить его положение. Сначала императрица Анна Иоанновна оказала милость и сделала ссыльного губернатором Охотска. А позднее в 1743 г. другая императрица Елизавета Петровна вернула Девиера из ссылки, возвратила ему имения, титул, ордена, чины, должность генерал-полицмейстера, на которой он находился до вскоре наступившей смерти.
* * *
Насколько все-таки Петр I обладал способностью находить и выделять людей неординарных, талантливых, насколько высоко сумели взлететь в своих делах и помыслах птенцы его гнезда, можно судить хотя бы по людям пришедшим им на смену.
Одним из последователей Антона Девиера на посту генерал-полицмейстера стал Алексей Данилович Татищев, про которого писали: «Прошел невредимым через все перевороты. Был угоден Екатерине I, Анне Иоанновне, Бирону, Анне Леопольдовне, Елизавете Петровне, и только при Петре II был на время удален от двора». Грубость с нижестоящими и раболепство перед сильными мира сего помогли ему преуспеть, а энергия