Перерыв на жизнь
Оксана Сергеева
Зла не существует или, по крайней мере, его не существует для него самого. Зло — это просто отсутствие Бога.
Оно похоже на темноту и холод — слово, созданное человеком, чтобы описать отсутствие Бога. Бог не создавал
зла. Зло — это не вера или любовь, которые существуют как свет и тепло. Зло — это результат отсутствия в
сердце человека Божественной любви. Это вроде холода, который наступает, когда нет тепла, или вроде
темноты, которая наступает, когда нет света.
Альберт Эйнштейн
Я не господин, господа все в Париже!
«Собачье сердце»
Пролог
Да твою ж мать!
Гергердт порывисто выходит из машины и выбрасывает только что прикуренную сигарету.
Хорошо, что не собака. А то сдохла бы животинка. А девка раз из тапок не вылетела — значит, живая. Удар не сильный был,
оклемается. И откуда она взялась только! Выскочила на дорогу, как пробка из шампанского.
Артём присаживается на корточки. Смотрит девушке в лицо. Глаза у нее открыты, но она не шевелится.
— Какого хрена ты под машину кидаешься, самоубийца? Под кайфом, что ли?
— Какого хрена ты летишь на красный! — говорит незнакомка удивительно громким голосом и садится на асфальте.
Ощупывает себя. Со стоном трогает затылок. Смотрит на ободранные колени, как будто до сих пор не веря, что все это
происходит с ней, а не с кем-то другим.
— Орешь – значит, жить будешь. Давай-ка, поднимайся, как там тебя… — Гергердт уверенно подхватывает ее под локоть.
Нужно поскорее решить этот инцидент. Правая ладонь ползет в карман куртки за бумажником.
— Рада… — Опираясь на твердую руку, девушка поднимается с земли.
— Чему, ты, бл*ть, рада? Что я тебя чуть не убил? — раздраженно спрашивает мужчина.
— Зовут меня – Рада! Дружинина! Это чтобы ты знал, кому деньги по иску перечислять будешь. А то скоро зима, а мне как
раз нужна новая шуба! — швыряет злые слова незнакомцу в лицо. Перед глазами еще мелькают звездочки, в голове звенит.
Лицо незнакомца, кстати, пока неразличимо: фары слепят в темноте.
Думала, что успеет перебежать на зеленый. За десять секунд точно бы успела, просто этот урод не остановился! Ну, да.
Таким же на все похрен — они напролом прут, по головам. Хорошо, что скорость была черепашья, по тормозам дал, только
чуть задел ее.
— Ну, по этому иску тебе вряд ли хватит денег на хорошую шубу, — сдерживая улыбку, говорит он и сует ей в трясущиеся руки
визитку. Не деньги, как хотел вначале.
В своей жизни Гера знал только одну Раду. И та, кажется, тоже — Дружинина. Это было очень давно, в другой жизни.
Девушка презрительно хмыкает. Разворачивается так, чтобы свет фар не бил в лицо, поправляет прямые, до плеч, волосы.
— Радка-мармеладка, — произносит Артём наобум и следит за ее реакцией. Она вскидывает глаза и смотрит на него с
подозрением. — Радка любит мармеладки, — добавляет он и наслаждается полной растерянностью Рады Дружининой. Да,
это точно она. Хотя узнать ее невозможно. Нереально. Слишком много лет прошло с их последней встречи. Но это она!
Рада пристально всматривается в мужчину, внимательно оглядывая массивную фигуру. Он темноволос, широкоплеч. Она
его не узнает, но тот смотрит так, будто ее знает.
«Боже, что я туплю… Визитка!»
Она шагает ближе к машине и, подставляя карточку под яркий свет, чуть склоняет голову, а потом дергается конвульсивно,
словно ужаленная осой.
— Гера?! — восклицает, а глаза расширены, и рот чуть приоткрыт от удивления. — Гера, ты, что ли… — произносит тише. На
лице полное осознание.
Он расплывается в дьявольской улыбке:
— Ты так и не научилась выговаривать мою фамилию.
— Об твою фамилию можно зубы сломать, вот и пришлось сократить. А тебе никогда не нравилось, как я тебя называла. Все
время обещал отодрать меня за косы, но так и не отодрал. — улыбается. В памяти всплывают воспоминания из далекого
прошлого, их не много, связанных с Артёмом, но они яркие, как вспышки молнии. Она хорошо помнит его, потому что когда-то
они жили в одном доме, на одной площадке, играли в одном дворе. Вернее, он играл с пацанами, а она время от времени
путалась у него под ногами.
Рада вздыхает и с мягкой усмешкой возвращает Гергердту визитку, засовывая ту в нагрудный карман его кожаной куртки.
Потом смотрит по сторонам и перекидывает через плечо ремешок сумки, собираясь уходить.
— Поехали кофе попьем, — он останавливает ее словами и не очень вежливо оттесняет ближе к машине.
— Кофе? — переспрашивает она, но не отказывает сразу. — В таком виде… — Смотрит на себя: колготки поползли
уродливыми стрелками, про ободранные колени и говорить нечего. — Нет, думаю, что остаток ночи я благополучно переживу
без кофе.
— Поехали ко мне, я живу в паре кварталов отсюда. Не бойся, насиловать не буду. — Открывает дверцу и добавляет,
нахально улыбаясь: — Все только по обоюдному согласию.
Она сомневается. Закусывая губу, задумывается на несколько секунд. Смотрит ему в глаза, проводит руками по бедрам,
разглаживая кожаные шорты. И садится в машину…
* * *Это большая глупость – приехать к нему домой. Чертовски большая глупость. Тот мальчик, который когда-то жил по
соседству, и этот мужчина — два разных человека. Между ними целая жизнь. Она совершенно не знает Гергердта-мужчину,
но того, что доводилось слышать о его персоне, вполне достаточно, чтобы бежать от него куда подальше. Однако
любопытство в ее случае сильнее инстинкта самосохранения. Очень хочется поговорить с ним, узнать, как сложилась его
жизнь, как он живет. Господи, а она ведь даже не знает, женат он или нет! Возможно у него есть девушка.
Эта неожиданное заключение заставляет Раду встрепенуться. Даже смутиться как-то, ведь она почему-то самонадеянно
восприняла Геру как одиночку.
Чтобы развеять возникшие сомнения Дружинина осматривает полочки в ванной на предмет каких-то женских
принадлежностей. Гель для душа, крем, шампунь… Если в доме есть женщина, что-нибудь все равно обнаружится. Но нет,
ничего такого, что могло бы принадлежать пассии Гергердта, Рада не находит. Немного успокоив свою совесть, она
продолжает заниматься тем, чем занималась: мокрым полотенцем обтирает кровоподтеки.
— Кофе с сахаром?
— Гера! Какого черта?! — оборачивается на голос, нервно сжав в руках мокрую ткань.
— Ну ты же не закрылась, —