Я решаюсь после долгого копания в самом себе — долгого, но тщетного, так как ты, моя божественная галлюцинация, умолкаешь в моем сердце. Так что в конечном счете я делаю выбор, просто пожимая плечами.
Он, этот выбор, невелик: либо я мчусь вперед в мнимости твоего существования и совершаю поступок уже более значительный, чреватый уже гораздо более серьезными и тяжелыми последствиями; либо я выбираю свободу, отбрасываю мою иллюзию о тебе и, крадучись, возвращаюсь в свою берлогу, безопасную, но одинокую…
А вернуться — значит предать одну только иллюзию.
И однако же я даю полный вперед. [Но лишь «в мнимости твоего существования»]
Поэзия как творчество интересовала Стэплдона на протяжении всей его жизни, хотя, похоже, с годами все меньше и меньше. Поэзию можно обнаружить во всех его работах, и она сильно их облагораживает. Написанные Стэплдоном стихотворения появлялись в целом ряде изданий, включая «Поэзию», «Журнал стихов», «Комментарий и критика». Редактором этого британского журнала (последнего из приведенных выше), выпускавшегося с 1917 по 1930, был другой мастер научной фантастики, С. Фаулер Райт. (Уже сам факт знакомства Стэплдона с Райтом наводит на мысль, что эти двое интересовались научно-фантастическим творчеством друг друга.) Райт включал стихотворения Стэплдона в две из своих антологий: «Поэты Мерсисайда» (1923) и «Голоса ветра» (1924). Множество неопубликованных стихов Стэплдона также сохранилось.
16 июля 1919 года Олаф Стэплдон женился на Агнес Зине Миллер, своей двоюродной сестре из Австралии.
Церемония бракосочетания проходила в Доме «Общества Друзей» квакерского поселения в Рейгейте (графство Суррей). Агнес, родившаяся в Новой Зеландии 25 мая 1894 года, была старшей из четырех детей Фрэнка Эдварда и Маргарет Барнард Миллер. Фрэнк был братом матери Олафа, Маргарет — дочерью Чарльза Барнарда, директора квакерской школы в Йоркшире. Оба родителя являлись британскими эмигрантами.
Фрэнк Миллер работал на «Бут энд Ко.», сиднейскую фирму, экспортировавшую из Австралии в Англию шкуры животных. По делам фирмы ему приходилось бывать в Англии каждые несколько лет, а жена и семья, как правило, сопровождали его во время этих визитов. Агнес совершила четыре подобных поездки; третью из них — в 1902 году, когда её было всего восемь лет. Тогда-то она и познакомилась с Олафом, шестнадцатилетним на тот момент юношей. В ту их встречу он запомнился ей главным образом своей поразительной добротой. Несмотря на тот факт, что разница в возрасте оставляла им мало общего, он приложил все усилия для того, чтобы пребывание в чужой стране оказалось для нее приятным, и проводил с ней массу времени, знакомя с окрестностями и повсюду ее сопровождая. В следующий раз она посетила Англию уже в четырнадцатилетнем возрасте и нашла Олафа таким же внимательным и заботливым, как и предыдущий визит.
Незадолго до Первой мировой войны семья послала ее в Европу для изучения французского и немецкого языков и обучения музыке. Эти предметы считались в то время подходящими для образования молодой женщины, но Агнес впоследствии сожалела, что не прошла более серьезный курс теоретической подготовке где-нибудь вроде Сиднейского университета. Она находилась во Франции, когда разразилась война, вследствие чего сочла благоразумным незамедлительно вернуться в Австралию в компании новозеландской кузины. Будучи в Европе, она имела возможность — на сей раз уже как юная леди семнадцати и восемнадцати лет соответственно — несколько раз видеться с Олафа. Как нетрудно догадаться, теперь уже его внимание из благосклонного сделалось несколько иным.
О помолвке и собственно свадьбе договорились посредством переписки — с гармоничного согласия всех заинтересованных лиц. После свадьбы молодожены начали было жить с родителями Стэплдона, у которых в Калди имелся просторный и красивый дом, но снова дал о себе знать собственнический инстинкт матери Олафа, и они перебрались в расположенное неподалеку съемное жилище. Отец Олафа разрешил эту проблему, купив им дом в Западном Кёрби — номер седьмой по Гросвенор-авеню, в котором супруги жили с 1920 по 1940 год.
Олаф согласился на несколько продолжительных лекционных туров для Образовательной ассоциации рабочих, остававшейся основным источником дохода, в связи с чем ему пришлось изрядно поколесить по близлежащим городам и поселкам. 31 мая 1920 года родилась девочка, Мэри Сидни Стэплдон; 6 ноября 1923 года на свет появился мальчик, Джон Дэвид Стэплдон. Как и ожидалось, Олаф оказался чудесным отцом. С ним было легко всем; покладистый и уживчивый, он всегда был готов помочь детям с задачками, а позднее — и научными работами. Обладая очень ловкими руками и живо интересуясь всем, что имело отношение к морскому делу, он пристрастился к судомоделированию, причем убеждал себя, что изготавливает модели кораблей исключительно для того, чтобы порадовать детишек. Он был быстрый едок и мог проглотить пищу не разжевывая, отставить в сторону тарелку и начать собирать эти модели судов прямо за столом, пока все еще кушают. Все были счастливы, и никому не было скучно. Пользу из этого морского мастерства извлекали даже соседские дети.
В 1920-е годы он прочитал сотни лекций по психологии и индустриальной истории, провел множество курсов повышения квалификации, начал писать статьи по социологии, психологии и философии для целого ряда газет. Серьезных книг на его полках становилось все больше, и он принялся составлять свои собственные философские теории. К концу 1928 года он так поднаторел в этом, что решил бросить вызов одному из ведущих философов того времени, Альфреду Норту Уайт-хеду, на тот момент профессору Гарвардского университета.
В своем эссе «Расположение физических предметов» Стэплдон предложил интерпретацию, а затем — опровержение одной из теорий Уайтхеда.
...Профессор Уайтхед утверждает, что природа есть то, что мы ощущаем посредством чувственного восприятия. Все, что любой из нас ощущает посредством чувственного восприятия, заключается в физической природе — так или иначе. И хотя из нашего чувственного восприятия мы можем сделать вывод о невоспринятых и даже о невоспринимаемых чертах природы, эти черты должны всегда быть из того же материала, как и те, которые мы воспринимаем. О том, что находится «за завесой восприятия», мы ничего не знаем. Фактически, относиться к нашему ощущаемому полю как к завесе, скрывающей нечто иное, нежели саму себя, — все равно, что выдвинуть нереальную проблему.
Представив свои комментарии, Стэплдон заявил, что труды Уайтхеда, возможно, «были скорее содержательными, нежели ясными и последовательными». В этой статье он и сам допустил ту же ошибку. Помимо трудности следования за нитью собственных аргументов Стэплдона, иногда почти невозможно определить, что он приписывает Уайтхеду, а что — себе, или даже понять, с чем именно из позиции Уайтхеда он согласен, а с чем — готов