Читать «Семь грехов радуги»

Места мы заняли в третьем ряду, вровень со сценой, которая возносилась над зрительным залом метра на полтора. Сядь мы ближе, пришлось бы постоянно задирать голову, чтобы уследить за действом. Впрочем, пока следить не за чем. Сцена пуста, музыканты ушли и унесли с собой инструменты. Только барабанщик доверчиво оставил без присмотра свою ударную установку, понадеялся, должно быть, что никто не покусится на нее в силу малой транспортабельности. Пустые микрофонные стойки изогнулись журавлями, глубоким поклоном провожая покинувших зал зрителей. Пара опрокинутых колонок валялась на исшарканном полу, значит, концерт удался.

Вот только меня на нем не было.

Маришка предусмотрительно села рядом с проходом, чтобы «спрыснуть по-тихому, если что». Я опустился слева, а место по другую сторону от меня уже занимал какой-то средней выбритости тип в болотного цвета джинсах и черной кожаной куртке. При нашем приближении тип ничего не сказал, но покосился на нас так, что я невольно спросил:

— Не занято?

Вопрос прозвучал глупо. Зал был практически пуст и казался вымершим.

— Нет, — ответил тип и положил руки на сумку, которую держал на коленях. — Вакантно.

— Начну храпеть — толкни в бок, — шепнула Маришка. — Только нежно.

— А если начнется что-нибудь интересное? — спрашиваю.

— Толкни два раза. Хотя не думаю…

Она откинулась на спинку, вытянув ноги под сиденье впереди стоящего кресла.

Умеют же некоторые везде устроиться с максимальным комфортом! Уютный дом — под каждым кустом!

Через пару минут после нас подошли двое. Затем показался еще один — щупленький мужичок среднего возраста, все остальное — рост, телосложение — ниже среднего, на носу — очки. Типичный «интель».

Тип, сидящий слева, каждого вновь пришедшего встречал одинаково недобрым взглядом и провожал до места посадки. Так сопровождает самолеты служба наземного наблюдения. В нелетную погоду.

Когда в зале появилась немолодая женщина с двумя тяжелыми бесформенными пакетами в руках, у типа вырвалось чуть слышное:

— Господи! Сколько же идиотов вокруг! Сказано было шепотом, практически про себя, но я услышал. И потому спросил:

— Вы кого имеете в виду?

Тип обернулся и уставился на меня. Серые глаза прищурены, закушен вислый левый ус.

— Не волнуйтесь, не вас, — успокоил. — Вам, похоже, просто спать негде. — Кивнул в сторону Маришки. — Я про тех, кто приходит в такие места сознательно. Кто сам обманываться рад… — Подумав, добавил: — Копирайт — Пушкин.

— Уверены, что сознательно? — спрашиваю. — Может, они тоже забрели сюда случайно?

— Если бы! Некоторые здесь явно не по первому разу. Взгляните вон на тех пигалиц!

Я взглянул. В том же ряду, что и мы, только через проход, о чем-то ворковали две девушки допризывного возраста, или, как их называет Маришка, teen-ки. «Затянуло бурой teen-кой…» Каждая держала перед собой по пудренице или румянице и, вперившись в маленькое зеркальце, то ли перемигивалась с подругой, то ли рассматривала пространство зала за своей спиной. Обе teen-ки чувствовали себя вполне уютно. Как дома.

— Пудреницы для мозгов! — высказался сосед. — Правда, таких немного. Видимо, организация из новых. По крайней мере, я о ней раньше не слышал.

— А вы в таком случае что здесь делаете? — интересуюсь.

Тип перестал жевать ус, расправил пальцами.

— Материал собираю. О тоталитарных сектах.

— Для диссертации?

— Для романа.

Я посмотрел на собеседника с несколько большим интересом. Вот они какие, оказывается.

— Инженер душ человеческих? — спрашиваю.

— Скорее, санитар.

Лаконичность его ответов слегка раздражала. Должно быть, рядом со мной сидел настоящий мастер диалога. Пришлось задать банальный вопрос:

— От чего лечить собираетесь?

— Как обычно. От глупости. Тупости. Ханжества.

— Чванства, — сладко зевнув, произнесла Маришка, не открывая глаз.

— Что? — не понял писатель.

— Я спросила, много ли у вас книжек.

— Вообще-то не очень. — Писатель, поколебавшись, расстегнул сумочку на коленях, с заметным усилием извлек толстую пачку переплетенных распечатанных на принтере листов. На вид — вдвое больше сумочки и в полкило весом. — Вот. Сегодня из издательства вернули.

На титульном листе крупно выведено начало заглавия «Обреченый на…», остальное скрыто рукой писателя. Вторая «н» в слове «обреченный» вписана красной шариковой ручкой.

— Велели исправить и дополнить? — спрашиваю. Писатель пожал плечом.

— Просто вернули.

— А другие — нормальные книжки у вас есть? — не слишком тактично поинтересовалась Маришка.

— Пока нет.

Маришка потянулась, простирая руки далеко за голову, а ноги устремляя еще дальше, чуть ли не до сидений первого ряда. Конечно, станет она спать, когда рядом есть кто-то, кого можно безбоязненно поставить на место. Совершенно безбоязненно. В моем понимании писатель — человек смирный, если и закатает кого в асфальт, то только в собственном воображении.

— Тогда вы не писатель. — Маришка мило улыбается. — Вы — рукописец!

— Писатель — тот, кто пишет, а не тот, кто издается. — Мой сосед снова закусывает ус. По виду его неясно, задет он или просто голоден.

— Вы открываете мне глаза! — Зеленые глаза и вправду широко распахиваются. Ресницы наивно трепещут. — Выходит, до сих пор я читала кого-то не того. Вероятно, издателей.

Я криво усмехнулся — обращенная к соседу половина лица осталась бесстрастной.

Писатель, промучавшись с минуту, убрал непризнанный шедевр в сумочку и стал снимать куртку. Причем так неспешно и вертляво — и конечно же нарочно! — что я успел разглядеть показавшуюся из-под нее темно-синюю толстовку во всех подробностях: и надпись «Русская фантастика» на левой груди, и напыленную белой краской картинку во всю спину. На ней землянин и инопланетянин, оба в скафандрах, дружелюбно улыбаясь, пожимали друг другу руки. Правда, инопланетянина я сначала ошибочно принял за негра. Или, как их называет Маришка, когда ей доверяют читать новости, «представителя темнокожего населения планеты». Слишком уж рожки на голове пришельца напоминали завитые солнечными лучами кудряшки.

Фантастику я, в принципе, уважаю. Поэтому, когда писатель закончил демонстрацию весенней одежды и сел, я примирительно спросил:

— А вы уверены, что то, куда нас пригласили, — тоталитарная секта?

— Абсолютно. В Москве других нет, — авторитетно подтвердил он. — Полный контроль над членами организации, иерархическая система подчинения, замкнутость в рамках своей идейки — вот основные признаки тоталитарной секты. Они не бросаются в глаза, старательно маскируются, но всегда присутствуют. Плюс чисто русский, привнесенный колорит. — Он скривился. — Заставь дурака Кришне молиться — так он и харю об раму расшибет. Так что будьте предельно осторожны, выход из этой системы стоит гораздо дороже, чем вход.

— Ну, вход-то был бесплатным, — пытаюсь шутить. Однако уверенность, прозвучавшая в голосе писателя, слегка настораживает.

— Това'ищи, будьте бдительны! — грассирует на ухо Маришка. — Политические п'оститутки п'еследуют нас! Пользуйтесь п'езервативами «К'асный п'олета'ий»!

Говорят, когда она в эфире начинает изображать вождя