Патрисия Корнуэлл
Ферма трупов
«Отправляющиеся на кораблях в море,
производящие дела на больших водах,
видят дела Господа и чудеса Его в пучине».
Псалом 106: 23—24
Посвящается Оррину Хатчу, сенатору от штата Юта, неутомимому борцу с преступностью
1
На рассвете 16 октября, когда солнечные лучи только-только проглянули сквозь ночную мглу, на краю темного леса за моим окном призрачной тенью показался осторожный олень. Сверху и снизу в трубах шумела вода, и одно за другим освещались изнутри окна других комнат. Утреннюю тишину нарушил пронзительный звук — где-то в военных лагерях играли зорю. Я опять легла и проснулась под грохот выстрелов.
В Квонтико, штат Виргиния, шум не прекращается ни днем ни ночью — академию ФБР со всех сторон окружают базы морской пехоты. Здесь я проводила несколько дней в месяц, поселяясь в охраняемом крыле, где могла укрыться от нежелательных телефонных звонков и общества какого-нибудь перебравшего пива коллеги.
В отличие от спартанской обстановки комнат для свежеиспеченных агентов и командированных полицейских в моем номере были телевизор, телефон, кухня и ванная, которую ни с кем не приходилось делить. Хотя курение и алкоголь находились здесь под запретом, подозреваю, что в этом отношении агенты под прикрытием и свидетели, попавшие под программу защиты, не следовали правилам так уж буквально — как и я сама.
Пока в микроволновке подогревался кофе, я полезла в портфель за делом, ожидавшим меня со вчерашнего вечера, с моего приезда сюда. Я еще не просматривала материалы — не могла заставить себя погрузиться в детали, не хотела тащить такое в ночной сон. Мое отношение к работе существенно поменялось в этом плане.
Еще учась в медицинском, я всегда была готова иметь дело с любыми, самыми тяжелыми травмами. Сутками напролет я работала в приемном отделении «Скорой помощи» и до рассвета в одиночку делала вскрытия в морге. Спала я всегда урывками, просто проваливаясь в темноту, почти без сновидений. Однако с годами что-то кардинально переменилось. Перспектива работать допоздна стала приводить меня в ужас, а по ночам то и дело наваливались кошмары — подсознание выталкивало из своих недр жуткие образы, увиденные наяву.
Эмили Стайнер было одиннадцать, и первые, робкие и стыдливые, проявления сексуальности едва наметились в ее хрупкой фигурке. Первого октября, в позапрошлое воскресенье, она писала в своем дневнике: «Я сегодня такая счастливая! Сейчас почти час ночи, и мама не знает, что я пишу в дневник, потому что я забралась с фонариком под одеяло. Мы ходили в церковь, все принесли с собой какую-нибудь еду, и Рен тоже там был! И он смотрел на меня, я точно заметила. А потом дал мне коричную бомбочку! Я спрятала, когда он не видел, и положила в свою секретную шкатулку. Завтра днем опять собрание молодежного клуба, и он сказал, что будет ждать меня перед началом, но только чтобы никому!!!»
В половине четвертого Эмили вышла из своего дома в Блэк-Маунтин, городка к востоку от Эшвилла, и отправилась в церковь, до которой было около двух миль. С собой она несла гитару в футляре. По словам других детей, с собрания она уходила одна. Это произошло в шесть часов вечера, когда солнце уже садилось за вершины холмов. Она свернула с шоссе, выбрав короткую дорогу вдоль берега небольшого озерца. Следствие предположило, что именно там Эмили встретился тот, кто лишил ее жизни несколько часов спустя. Возможно, она остановилась и разговаривала с ним; возможно, прошла мимо, торопясь домой и не заметив его в сгущающихся тенях.
Полиция Блэк-Маунтин, расположенного в западной части Северной Каролины и насчитывающего семь тысяч жителей, не часто сталкивалась с убийством или изнасилованием ребенка и никогда прежде — с тем и другим вместе. Они и думать не думали о Темпле Бруксе Голте из Олбани, штат Джорджия, хоть он и скалился с каждого плаката «Десять самых разыскиваемых преступников США», которые были развешаны по всей стране. Громкие дела и их фигуранты мало кого интересовали в этом живописном уголке, известном именами Томаса Вулфа[1] и Билли Грэма[2].
Не знаю, чем привлекли Голта это место и худенькая девочка по имени Эмили, которой недоставало отца и внимания мальчика по имени Рен. Однако когда двумя годами ранее Голт устроил кровавую вакханалию в Ричмонде, мотивы, которыми он руководствовался при выборе жертв, тоже казались лишенными всякой логики. В сущности, они так и остались неразгаданными.
Выйдя из номера, я шла по остекленным, залитым солнцем коридорам, но красоту утра омрачали воспоминания о преступлениях безжалостного убийцы. Однажды, всего на какой-то миг, он оказался так близко от меня, что я буквально могла коснуться его рукой, прежде чем он выпрыгнул в окно и исчез. У меня не было с собой оружия, да и вообще стрелять — не моя работа. Но с тех пор мою душу не переставало грызть сомнение, от которого я никак не могла избавиться, — сделала ли я тогда все, что могла?
Вино в столовой академии никогда не отличалось хорошим качеством, и я пожалела, что вчера вечером выпила несколько бокалов. Утренняя пробежка вдоль шоссе Эдгара Гувера давалась тяжелее обычного. «Господи, кажется, сегодня не справлюсь», — думала я.
По обочинам дороги, с которой открывался вид на стрельбище, морпехи расставляли складные стулья и оптические трубы. Двигаясь черепашьей рысцой, я чувствовала на себе их нахальные взгляды. Из-за золотой эмблемы на синей футболке меня, вероятно, принимали за агента ФБР или копа. Представив, как по тому же маршруту совершает утреннюю пробежку Люси, моя племянница, я почувствовала беспокойство. Я предпочла бы, чтобы она проходила стажировку в другом месте. Безусловно, немалое влияние оказал на нее мой пример, и именно это страшило меня больше всего на свете. Такие переживания почти всегда возникали во время тяжелых физических нагрузок, когда я выбивалась из сил и осознавала, что годы идут.
Специальный отряд ФБР по освобождению заложников проводил учения. Лопасти вертолета, неторопливо вращаясь, рассекали воздух. Мимо с ревом промчался небольшой грузовик, нагруженный баллистическими щитами, за ним проследовала колонна солдат. Развернувшись, я потрусила обратно к зданию академии, от которого удалилась мили на полторы. Сложенное из желтоватого кирпича, его можно было бы принять за отель современного типа, если бы не антенны на крышах и сплошной лес вокруг.
Наконец я добралась до пропускного пункта, обогнула подъемные шипы на въезде и, подняв руку, вяло помахала дежурному за стеклом будки. Задыхаясь, вся в поту, я намеревалась продолжить путь обычным шагом, когда услышала сзади замедляющую ход машину.
— Нарочно под колеса лезешь, или как? — громогласно осведомился капитан Пит Марино, перегнувшись через пассажирское сиденье своей серебряной «краун-виктории». Торчащие удочки радиоантенн заколыхались от резкой остановки.