Читать «Мясная муха»

Доктор Кей Скарпетта подносит крошечный стеклянный пузырек с раствором ближе к свету, чтобы лучше рассмотреть заспиртованную личинку. Судя по всему, она знает, на какой стадии метаморфоза находилась эта похожая на зернышко личинка, прежде чем ее поместили в пузырек и закрыли черной пробкой. Она могла бы превратиться в Calliphora vicina, трупную муху, которая откладывала бы яйца в мертвые человеческие тела или в страшные зловонные раны живых людей.

— Большое спасибо, — говорит Скарпетта, обводя взглядом четырнадцать полицейских и криминалистов — выпускников две тысячи третьего года Американской Академии судебной экспертизы. Ее взгляд останавливается на невинном лице Ник Робияр.

— Я не знаю, кто достал это для меня, и мы не будем обсуждать за столом, откуда, но...

Все в недоумении.

— Я впервые получаю в качестве подарка личинку.

Никто не сознается в содеянном, но Скарпетта уверена в одном — полицейский способен блефовать и при необходимости уличать во лжи.

Заметив ухмылку на лице Ник Робияр еще до появления пузырька, Скарпетта начала кое-что подозревать.

Пламя свечи играет на стекле крошечного сосуда, который Скарпетта держит кончиками пальцев. Ее ногти аккуратно подстрижены, изящная рука неподвижна, в ней чувствуется сила, накопленная за годы работы с трупами, с отмершими тканями и костями.

К несчастью для Ник, одноклассники не смеются, и она чувствует себя неуютно. После десяти месяцев работы с теми, кого, по идее, следует считать друзьями, она все еще остается простушкой Ник из Закари, штат Луизиана, городка с двенадцатью тысячами жителей, где до недавнего времени об убийствах даже не слышали. За много лет там не случилось ни одного, и это считалось вполне естественным.

Большинству одноклассников Ник до такой степени наскучило расследование убийств, что они придумали характеристики: настоящие убийства, судебно-наказуемые проступки, городские чистки. Ник не давала никаких характеристик. Убийство есть убийство. За свою восьмилетнюю карьеру она расследовала только два серьезных дела, и оба оказались бытовыми преступлениями. Ник было ужасно не по себе, когда в первый день занятий руководитель расспрашивал каждого полицейского о среднем количестве убийств, расследуемых его отделом. Ник тогда ответила: «Ни одного». Потом он спросил о численности персонала в отделе. «Тридцать пять», — сказала Ник. Или «меньше чем народу в восьмом классе», по выражению одного из ее новых одноклассников. То, что Ник оказалась в Академии, стало самой большой удачей в ее жизни, но с самого начала она прекратила попытки приспособиться, согласилась, что в соответствии с мировоззрением полицейских остается по ту сторону баррикад.

Ник с сожалением осознает, что ее проказа с личинкой что-то нарушила (она еще не знает, что). Несомненно, она не должна была дарить это, всерьез или в шутку, легендарному судмедэксперту, доктору Кей Скарпетте, женщине, которой Ник всегда восхищалась. Ее лицо вспыхивает, пока она следит за Скарпеттой, не в силах разгадать ее реакцию. Ник слишком напугана и смущена последствиями своего поступка.

— Итак, я назову ее Мэгги, хотя мы еще не можем определить пол, — решает Скарпетта. Тонкая оправа очков отражает пляшущие языки света. — Думаю, хорошее имя для личинки.

В комнате слышно потрескивание свечи, пламя внутри стеклянного колпака дрожит от прохладного дыхания вентилятора. Скарпетта поднимает пузырек.

— Кто мне скажет, на какой стадии метаморфоза находилась Мэгги до того, как кто-то, — она изучает сидящих за столом, снова задерживаясь на лице Ник, — не положил ее в баночку с этанолом? Кстати, я подозреваю, что Мэгги задохнулась и утонула. Личинкам нужен воздух, как и нам.

— Какой придурок утопил личинку? — не выдерживает один из полицейских.

— Ага, представь, нанюхался алкоголя...

— Ты о чем, Джоуи? Ты его весь вечер вдыхаешь.

Слышны раскаты темного, зловещего смеха, словно приближается шторм, и Ник не знает, как от него увернуться. Она откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди, и пытается казаться безразличной. Неожиданно в памяти всплывает одно из штормовых предупреждений отца: Ник, дорогая, когда сверкает молния, не стой одна, не думай, что тебя защитят деревья. Постарайся найти какой-нибудь ров или углубление в земле и лежи там.

Сейчас ей некуда спрятаться, только в молчание.

— Эй, Док, мы уже сдали последний тест.

— Кто принес на вечеринку домашнюю работу?

— Да уж, мы не на службе.

— Не на службе? Понятно, — размышляет вслух Скарпетта. — Значит, если вдруг найдут останки пропавшего человека, а вы окажетесь не на службе, то никто из вас и пальцем не пошевелит. Вы это хотели сказать?

— Я подожду, пока у меня виски не кончится, — говорит один из полицейских. Его лысая голова сверкает, словно полированная.

— Это идея, — отвечает она.

Теперь смеются все, кроме Ник.

— Это может случиться, — Скарпетта ставит пузырек около бокала с вином. — В любой момент нас могут вызвать. Это может стать самым ужасным вызовом за всю нашу карьеру, а мы... захмелевшие от нескольких бокалов вина, выпитых в нерабочее время, можем быть больны, или ругаться в это время со своими любимыми, друзьями, детьми.

Она отодвигает недоеденного тунца и облокачивается на край стола, покрытого клетчатой скатертью.

— Но расследования не могут ждать, — добавляет она.

— Но ведь есть же такие, которые могут и подождать? — спрашивает детектив из Чикаго. Одноклассники называют его Моряком из-за татуировки в виде якоря на левом предплечье.

— Например, кости в колодце или в подвале. Или труп под бетонной плитой. Они же никуда не денутся.

— Мертвые нетерпеливы, — говорит Скарпетта.

Ночь на излучине реки напоминает Джею Талли креольский джаз-бэнд, где на басах играют лягушки-быки, древесные лягушки — на истошно вопящих электрогитарах, а цикады и сверчки энергично и пронзительно пиликают на скрипках и скрежещут на стиральных досках.

Он направляет луч фонарика в темноту, на уродливо изогнутый старый кипарис, в черной воде вспыхивают и исчезают глаза аллигатора. Свет дрожит от тихого зловещего комариного звона. «Тайный приют» медленно скользит по воде, мотор выключен. Джей сидит за штурвалом и лениво наблюдает за женщиной в трюме. Когда он покупал себе катер несколько лет назад, «Тайный приют» восхитил его. Трюм под палубой достаточно вместителен, можно перевозить более ста двадцати фунтов льда и рыбы. Или женщину с красивой фигурой, как ему нравилось.

Ее расширенные от ужаса глаза блестят в темноте. При дневном свете они голубые, прекрасного глубокого цвета. Она болезненно зажмуривается, когда Джей направляет фонарь ей в глаза, освещая красивое лицо, проводит лучом по ее телу, до кончиков ярко накрашенных ногтей. Она блондинка, возможно, ей около сорока, но выглядит моложе, маленькая, с хорошими формами. Трюм, отделанный стеклопластиком, забросан оранжевыми подушками, грязными и почти черными от засохшей крови. Джей был внимателен, даже мил, связывая ей запястья и