Читать «Танкист Мордора»

© Мочалов П., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

– Попов Сергей Владимирович, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, русский, холостой, образование среднее. Все правильно? – Крупные руки врача разгладили лист бумаги, одиноко белевший на широком столе.

– Да, верно.

– Как вы, батенька? – Глаза за толстыми стеклами очков смотрели участливо. – Галлюцинации прекратились? Вы уже не эльфийский принц?

Волосатые пальцы доктора теперь вертели китайскую перьевую ручку, то и дело нацеливая ее на пациента. Не имея сил оторвать взгляд от ее перламутрового сверкания, Серега неопределенно дернул головой и выдавил:

– Нет. Не галлюцинации. Я уже сто раз говорил. И я не был принцем. Тем более – эльфийским.

– Не эльфийским, – добродушно согласился врач, – и не совсем принцем. Как там называлась ваша империя?

– Мордор, – буркнул Серега, – и это не империя.

– Не империя, – бодро подтвердил психиатр, – нет империи со странным названием, нет и нашего СССР, батенька. За новостями следите?

– Насколько это в вашем госпитале возможно, – попытался усмехнуться Серега, – а вы кто? Я вас раньше не видел.

– Не видели, и хорошо, – теперь уже доктор расплылся в улыбке, – и славно, что не видели. Это поможет нашему общению. Я о вас ничего не знаю, а вы обо мне. Я расскажу вам о себе, вы также о себе.

– Там в истории болезни все написано, – не поддержал дружеского тона пациент.

– Написано, – согласился врач, – а все же прямое общение предпочтительнее. Я объясню ситуацию: я – новый начальник заведения, в котором вам уже порядком надоело. История болезни необычная, и поместили вас сюда те компетентные органы, которые сегодня уже совсем не компетентные. Такой каламбурчик.

Серега от комментариев воздержался. Доктор наконец-то оставил в покое китайское пишущее чудо и снова сложил широкие ладони на листе бумаги.

– Так вот, батенька, под моими руками – заключение о том, что вы психически здоровы. На этом настаивает лечащий врач.

– Разобрался все-таки, – хмыкнул Серега, – и пяти лет не прошло. А сразу непонятно было?

– Не слишком-то вы рады, – удивленно приподнял бровь психиатр. – Домой не хочется?

– Домой? – Серега с трудом проглотил комок, подступивший к горлу. – Я не верю в это.

– И напрасно, совершенно напрасно, – всплеснул руками врач, – я же вам сказал – ситуация в стране совсем другая. Совершенно. Абсолютно. Ваш куратор оттуда, – доктор ткнул пальцем в потолок, – сейчас сам под следствием. Не из-за вас, конечно, но тем не менее. Мы пересматриваем дела всех пациентов, помещенных в наше, э-э, заведение, по линии славного и всем известного комитета. По вашей, мм, болезни практически все ясно, но прежде чем подписать заключение, я хотел бы пообщаться с вами лично.

Сереге вдруг не хватило воздуха, и он рванул рукой воротник казенной коричневой пижамы, заваливаясь со стула. Тянущая боль заполнила грудь, вытесняя из гаснущего сознания окружающий мир. Яркая, как солнце, лампочка потолочного плафона обожгла глаза, и Серега закрыл веки, проваливаясь в блаженную темноту.

– Поп! По-о-оп! Вставай, тормозила, там твоя очередь! – Слова пробивались в сознание глухо, как сквозь вату, и Серега Попов лишь промычал в ответ настойчивому зову что-то нечленораздельное и нецензурное, зарываясь носом в жесткую стриженую овчину грязно-серого воротника.

В жемчужном мерцании сна Ирина вновь шла через грохот дискотеки, слегка раскачиваясь на высоких каблуках и встряхивая волной черных волос. Шагала через весь зал прямо к нему, и горячая волна накатывала внутри, заставляя пылать уши и проваливаться в пятки желудок. Надо подняться и, не обращая внимания на десятки завистливых и насмешливых глаз, бьющих тяжелыми снарядами в затылок, сделать пару шагов навстречу. Оставить с носом дурашливого Олега из параллельного класса. Вот сейчас Ирина уже настолько близко, что он чувствует сладковатый аромат порозовевшей кожи в вырезе платья, видит шальные искорки в серых глазах. Осталось протянуть руку, но внезапно придурок Олежа вклинивается между ними, отталкивая Попова плечом. Подхватывает Иринку за талию и, чуть не влезая носом в ухо, противно хохочет, тыча в Серегу пальцем:

– Старшина, этот тормоз не встает!

Иринка смеется в ответ, запрокидывая голову, и неожиданно начинает вытягиваться вверх, плечи ее разворачиваются в молодецкую сажень, волосы внезапно рыжеют, а платье сползает на пол, обнажая черный комбинезон. И вот уже грозный старшина Макухин, бывший десантник, непонятно как поступивший в танковое училище, тянет пудовую ручищу к сжавшемуся в смертной тоске Сереге, хватает за шиворот и встряхивает, как котенка:

– Эй ты, клоун Попов, у меня всю следующую неделю из нарядов не вылезешь! А спать будешь в зимнем отпуске, только не дома, около мамкиной титьки, а в казарме! Заодно ее и побелишь!

Пробуждение было тягостным, как с похмелья. Только Серега спиртного в рот не брал со школьного выпускного. Спать же он хотел последние пять месяцев постоянно и в любых условиях, с того самого момента, как седой генерал на мандатной комиссии поздравил с зачислением в Краснознаменное училище, славное боевыми традициями. Традиции и в самом деле были славные и боевые, а потому ночи, когда курсант Попов высыпался, можно было пересчитать по пальцам. Вот и отключился Серега намертво, едва попав в класс танкодромной вышки, и вместо того, чтобы прилежно изучать «Курс вождения боевых машин», заново переживал школьный вечер 23 февраля 1985 года.

– Бегом на исходный рубеж, баржа волоокая, из-за тебя всему взводу оценку снизят! – Это уже замкомвзвода Петренко. Маленькие уши-пельмени прижаты к бритому черепу, губы кривятся, в глазах злобное презрение.

– Тормоз… – В спину, почти за дверью, и не разобрать кто, да и какая уже разница.

На улице солнце ударило по глазам, отражаясь от бесконечной снежной скатерти вокруг. Выхлопной чад сизым облаком стелился над танкодромом. Серые армейские валенки заскользили в снежной каше, измятой гусеницами в крупный рубчик. Скорчившийся на танковой башне инструктор повернул к Попову лицо в сером шерстяном подшлемнике и выдохнул из обросшей инеем дырки для рта:

– Ээ-э, тормыз, да-а? Зализай, ээ.

– Да сами вы все тормоза, – пробормотал со злостью Серега, карабкаясь по забитому снегом лобовому листу к люку. Забрался, затолкал себя в узкое отверстие. Закрыл крышку. Перевел дыхание, огляделся в полумраке. Мороз и слепящий снег остались снаружи. В спину тянуло теплом, ровно светились, создавая уют, циферблаты приборного щитка. Билось, позванивая клапанами, танковое сердце, заставляя машину вибрировать, и казалось, что она сама рвется вперед, с недовольством дергая педаль стояночного тормоза.

Мышкой зашуршала в наушниках внутренняя