Я думала, все это осталось позади. В конце концов, в моей «карьере» случались ночи намного, намного хуже. Случались утраты, разбившие мое сердце.
В моей жизни была Джина Грей, рыжеволосая героиня, вероятно, сильнейший телекинетик на Земле… Женщина, которая спасла меня той самой ночью от гнавшихся за мной в переулке… Возлюбленная Скотта Саммерса, командира Людей Икс.
Она мертва.
В моей жизни был Петр Распутин – Колосс, покрытый металлом парень из русской деревни, непробиваемый снаружи, такой нежный и ранимый внутри… мой возлюбленный.
И он мертв.
И не только они…
Помню, когда мне было двенадцать, Джоя Райсмена, переходившего улицу по пути в гастроном, насмерть сбила машина. В то время я была в него влюблена и плакала неделями. Буквально. Неделями. Смерть казалась чем-то невообразимым.
Теперь она называется «издержки службы». Я ушла со службы. Оставила Людей Икс. И все же письмо лежит на тумбочке – дразнит, будто издевается надо мной.
Письмо от нее. От мисс Мы-прекрасно-подружимся.
Беру письмо, намереваясь, наконец, смять его и освободиться от нее – раз и навсегда. Стандартный бланк, отпечатанный простым убористым шрифтом, не говорит ни слова о том, что означает «Школа профессора Ксавье для одаренных детей» на самом деле.
«Дорогая Китти!»
Чересчур очевидные потуги казаться дружелюбной. Как будто между нами когда-либо было что-то, хоть отдаленно напоминающее дружбу…
«Дорогая Китти! Начинается новый семестр, и мы уверены…»
Мы? Кто там еще с тобой? Скотт, твой нынешний бойфренд? Ну и что с того? Или за меня проголосовала вся группа? Или это «мы» подразумевает только тебя? Тоже мне, императрица…
«…что ты будешь весьма ценным пополнением для нашего факультета. Твои обязанности будут следующими…»
Письмо – меньше, чем на полстраницы. В нем сказано, каковы будут мои обязанности, какой будет стартовая зарплата (размер которой не обсуждается), плюс медицинская и – ого! – даже стоматологическая страховка. Вот это мне определенно пригодится: от одной мысли, что придется иметь дело с ней, зубы уже на грани разрушения.
И в заключение:
«Пожалуйста, не стесняйся звонить по моему личному номеру, указанному ниже, в обычные рабочие часы».
Сверяю номер с раскладкой клавиатуры – посмотреть, не соответствуют ли цифры чисто случайно чему-нибудь вроде «914-УРОДИНА». Как ни печально, нет.
Вот и все письмо. Ни извинений за то, что она натворила в прошлом, ни попыток объясниться. Когда-то она была злой, теперь она добрая, и всем нам предлагается просто принять это как данность и работать дальше.
Не могу.
Предполагается, что мы должны поверить ей.
Не стану.
«Хелло, Кэтрин. Уверена, мы прекрасно подружимся».
Первые сказанные мне слова. До сих пор вижу ее перед собой, в родительской гостиной. Нижнее белье – действительно снизу, под одеждой. Эта гадючья улыбка, эти холодные глаза. Я же ее насквозь вижу…
«Ничего подобного».
Мой собственный разум вмешался и перебил меня.
Да, откровенно говоря, я вовсе не могла видеть ее насквозь. Она казалась немного отталкивающей, несколько недружелюбной, но вовсе не излучала ауры зла. Я и представления не имела, во что она замешана на самом деле. Не имела ни малейшего понятия, насколько она опасна. Откуда я могла знать? Откуда вообще хоть кому-либо это знать?
Особенно ребятам.
Всем этим ребятам – юным мутантам из Школы профессора Ксавье, ждущим от нее наставлений, информации, фактов о жизни мутантов.
А остальные допустили ее к ним. Скотт Саммерс, он же – Циклоп. Хэнк Маккой – Зверь, один из умнейших людей, с кем я встречалась в жизни. Логан – Росомаха, способный буквально почуять опасность за сотню ярдов – ну, почему он попросту не выпустил ей кишки и не взял дело в свои руки? Почему все эти люди при всем их уме подпустили Эмму Фрост ближе чем на милю к так легко подпадающей под чужое влияние молодежи? Неужели они по доброй воле решили отдать в ее лапы все новое поколение потенциально злых мутантов? Неужели они разучились понимать, что все это значит?
Пожалуй, нет. Не разучились. В наши дни для всех главное – имидж. Даже злые мутанты больше не зовут себя злыми. И люди клюют на эту удочку. Если бы Магнето назвал своих приспешников «Легионом Прикольных Весельчаков», к ним бы, наверное, очередь выстроилась.
Эта школа – часть моей прошлой жизни. Она осталась позади, а я не стояла на месте.
Эмма Фрост тоже не стояла на месте. Но сейчас она вторглась на мою территорию, выковывает, формирует класс юных «Китти Прайд». А мне предлагается… что? Держаться в стороне и не препятствовать?
Впрочем, все это – не моя проблема.
Мне настал конец.
Раз и навсегда.
Бом-м, бом-м.
Дон-н, дон-н.
Донн. Джон Донн…
Британский поэт середины XVII века…
Человек – не остров,но каждый, целиком, —обломок континента,часть простора.И если море смоет глину,Европа станет меньше,как будто смыло мыс,или усадьбу друга,или твою усадьбу.Любая смерть,ты убавляешь и меня —я сросся с остальными.Не посылай слугу узнать,по ком бьют в колокол —бьют по тебе[1].Ненавижу свой образ мыслей, особенно когда дело доходит до свободных ассоциаций.
По нашей школе звонит колокол, и, даже если я не пойду туда, он звонит и по мне, потому что все мы – мутанты, и все, что происходит с мутантским социумом, произойдет и со мной. Все мы друг с другом связаны. И если Эмме Фрост удастся подорвать идеалы Школы Ксавье, кончится это крупными неприятностями для всех наших. А я – тоже одна из «наших», как бы мне ни хотелось обратного.
Бабушка часто говорила: «Выбор один – значит, выбора нет». Снова смотрю на часы. Цифры 3:03 светятся красным. Наверное, стоит позвонить. Прямо сейчас. Если уж пробудилась из-за нее от крепкого сна, самое меньшее, что я могу сделать – ответить ей той же любезностью.
Дотягиваюсь до сотового и набираю ее личный номер. В моем телефоне имеется анти-АОН, и она не узнает, что это я, пока не проснется и не услышит мой голос.
Она снимает трубку после второго гудка. В голосе – ни намека на сон; слова звучат энергично и бодро.
– Хелло, Кэтрин, – сухо говорит она. – Я ожидала твоего звонка.
Господи, как я ее ненавижу!
1
– Джентльмены… Поверить не могу, что вы – всерьез.
Доктор Кавита Рао изумленно взирала на шеренгу хладнокровных профессиональных скупердяев, сидевших напротив. Очень хотелось кинуться вперед, через круглый стол красного дерева, сгрести ближайшего, кто подвернется под руку, за отглаженную накрахмаленную