Собственно, как и всегда.
Сара Харт была (и до сих пор остается) любовью всей моей жизни, даже после того, как она распрощалась с чирлидерством и стала походить на этакую эмо-хипстершу, которая внезапно расхотела встречаться с популярным квотербеком. И даже после того, как она меня бросила и стала водить шуры-муры с пришельцем.
Улыбаюсь ей во весь рот. Это уже рефлекс. Ничего не могу с собой поделать. Она улыбается в ответ, но не так широко, как я.
Даже повторяя весь день как мантру «Ты — Марк Джеймс», я все равно порой совсем не ощущаю себя самим собой. Вместо того, чтобы оставаться крутым компанейским парнем, я волнуюсь из-за межгалактической войны и опасаюсь, не подглядывают ли моги, как я завтракаю. Но даже, когда я задумываюсь, не стоит ли мне соорудить бомбоубежище где-нибудь в чаще леса, в глубине души я хочу продолжать жить в привычном мне мире, где бы не было неопровержимых доказательств присутствия инопланетян на Земле, где я был бы простым парнем, старавшимся вернуть свою девчонку.
Правда, в этом деле есть и приятная сторона: я стал чаще видеться с Сарой. Мне нравится думать, что ее впечатлило, как я спас Джону жизнь, и, возможно, она даже увидела, что я не так уж и прост, как она полагала. И в конечном счете, Сара одумается и поймет, что хоть Джон и из хороших пришельцев, но он все равно остается проклятым инопланетяшкой. Я буду ждать, даже если это означает борьбу с космическими захватчиками. Я буду охранять ее и докажу, что я лучше Джона.
Ненавижу ожидание!
— Нарываешься на неприятности? — спрашивает Сара, когда я подхожу ближе.
В первый момент ее слова вызывают у меня недоумение, но затем я понимаю, что она указывает подбородком на мою школьную куртку. Там на груди золотыми буквами вышито мое имя и эмблема школы Парадайз.
— А-а, ты об этом? — спрашиваю я, слегка поигрывая мускулами и выпячивая грудь. — Я лишь представляю интересы нашей школы. Пытаюсь привнести немного Рая[1] в этот ад. Чтобы мы все чувствовали себя как дома.
Сара закатывает глаза.
— Ты же их провоцируешь.
— Поверь, сейчас это наименьшая из моих проблем.
— Как знаешь, — говорит Сара. — Но от твоего пикапа все еще несет фантой.
Как только мы садимся в машину, Сара прислоняется головой к пассажирскому окну и тяжко вздыхает, как будто сдерживала дыхание весь день. Она выглядит усталой. Красивой, но все же усталой.
— Сегодня на биологии меня наградили новым прозвищем, — говорит она, закрыв глаза.
— Да неужели?
— «Сара Разбитое Сердце»[2]. Я пыталась им втолковать, что Джон не террорист и не пытался взорвать Белый Дом. Нет, реально, кто-то так и заявил, будто слышал, что Джон собирался взорвать Белый Дом.
— Ну и кто из нас нарывается?
Сара приоткрывает глаза ровно настолько, чтобы сверкнуть на меня взглядом.
— У меня такое чувство, будто я только и делаю, что его защищаю, а меня никто не желает слушать. И каждый раз, когда я пытаюсь объяснить, что они не знают всей истории, я теряю друга. А ты знал, что Эмили считает, будто это Джон похитил Сэма! И я даже не могу объяснить ей, что это неправда. Все мои возражения сводятся к тому, что Джон бы так никогда не поступил, на что она в ответ одаривает меня таким взглядом, словно я соучастница какого-то заговора по уничтожению Америки. Или того хуже — смотрит, как на влюбленную дурочку, ослепшую от любви.
— Что ж, зато я тебя не брошу, — утешаю я ее. — И я как могу стараюсь защищать Джона. Хотя вряд ли у меня это хорошо получается. Парни из команды считают, что ему удалось навалять нам после поездки на сене, потому что в России его тренировали, как секретного агента.
— Спасибо, Марк, — говорит Сара. — Я знаю, что могу на тебя положиться. Просто…
Она открывает глаза и смотрит в окно на быстро проносящиеся мимо пустые поля, так и не закончив свою мысль.
— Просто что? — спрашиваю я, хотя и так знаю, что она скажет. Я чувствую, как кровь ускоряет бег по моим венам.
— Ничего.
— Сара, говори уже, — настаиваю я.
— Просто хочу, чтобы Джон был здесь, — она дарит мне грустную улыбку. — И защищал себя сам.
Разумеется, на самом деле ей хочется, чтобы Джон был здесь, потому что онапо нему скучает. Потому что ее убивает незнание, где он и чтоделает. Мои руки с силой сжимаются на руле, и на мгновение я ощущаю, как превращаюсь в себя прежнего. Появляется желание найти Джона Смита и от души врезать ему по морде, а затем лупить его, пока не начнут кровоточить костяшки. Хочется высказать ему прямо в лицо, что если бы он действительно любил Сару, то не оставил бы ее здесь страдать от насмешек. Он бы проявил характер. Даже если его целью были поиски таких же пришельцев, как он, и спасение нашей планеты. На его месте, я бы придумал, как обеспечить Саре и всему миру безопасность. И ее счастье.
Поверить не могу, что теперь каждый день веду сам с собой подобные диалоги.
Зверская злость на Джона лишь пробуждает во мне того Марка, с которым порвала Сара. Поэтому, вместо того, чтобы говорить всякие гадости о Джоне, я подавляю свою злобу и меняю тему:
— Я много размышлял о последних событиях… какую роль в них играют ФБР и другие. Отец говорит, что это довольно странно, что они держат местные власти в неведении. В смысле, он же шериф, а ему не предоставляют никакой информации.
— Да, но разве им можно разглашать информацию о расследовании? — спрашивает Сара. — Это ведь дело ФБР, так?
— Отец считает иначе. Как шериф, он обязан быть в курсе событий, даже если не может поделиться информацией с остальными офицерами. Плюс, мне известно, что они нашли в школе несколько тел и что здание сильно повреждено, но почему-то именно Джон тут же загремел в список самых разыскиваемых ФБР преступников. Немного чересчур, тебе не кажется? Особенно, если учесть, что никаких фактических доказательств его вины нет.
— И что? По-твоему, это часть какого-то правительственного заговора? — она отрывается от спинки сиденья и подается ближе ко мне.
— Нет, просто думаю, что им может быть известно гораздо больше о народе Джона, чем они говорят. Полагаю, кое-кто из людей в черных костюмах достаточно умен, чтобы сообразить, что гигантские следы от когтей на футбольном поле вовсе не шутка обиженного подростка.
— Господи, Марк, ты начинаешь говорить, прямо как Сэм, — заявляет