Читать «Пистолет с крыльями»

Молодая женщина вынула из сумочки маленький розовый листок, поднялась с красного кожаного кресла и, положив бумажку перед Ниро Вульфом, снова села. Считая своим долгом быть в курсе, а также желая избавить Вульфа от необходимости наклоняться и тянуться через весь стол, я встал, пересек комнату и подал ему бумажку, предварительно ознакомившись с ее содержанием. Это оказался чек на пять тысяч долларов, помеченный сегодняшним числом, четырнадцатого августа, и выписанный на него, Вульфа, некой Маргарет Майон. Вульф повертел чек в руках и бросил его обратно на стол.

– Я подумала, что это, вероятно, лучший способ начать разговор, – сказала она.

Я разглядывал ее, сидя за своим столом, и мое отношение к ней постепенно менялось. Когда в воскресенье, вскоре после полудня, она позвонила, чтобы договориться о встрече, в памяти встало смутное воспоминание о ее фотографии, помещенной в газете несколько месяцев назад. Тогда я решил, что общение с ней не доставит большого удовольствия, однако теперь я уже не был столь категоричен. Привлекательность Маргарет Майон заключалась не в том, чем наделила ее природа, – тут ей похвастать было особенно нечем, – а в том, как она этим умела пользоваться. Я не имею в виду ужимки. Ее рот не казался приятным, даже когда она улыбалась, но сама улыбка была обворожительной. Ее глаза были парой обыкновенных карих глаз, напрочь лишенных всякой томности, но мне доставляло огромное удовольствие наблюдать, как она переводила их с Вульфа на меня и затем на мужчину, вместе с которым пришла и который сидел теперь слева от нее. До тридцати ей оставалось, похоже, еще года три.

– Тебе не кажется, что сначала нам следовало бы получить ответы на некоторые вопросы? – произнес ее спутник.

Его голос звучал напряженно, даже резковато, под стать лицу. Он волновался и не скрывал этого. Обладая глубоко посаженными глазами и ладно пригнанным подбородком, он мог бы претендовать на лидерство среди мужчин – в лучшие времена, но не сейчас. Что-то его терзало. Когда миссис Майон представила его как мистера Фредерика Вепплера, я узнал имя музыкального критика «Газетт», но так и не вспомнил, упоминалось ли оно в сообщении о том событии, в связи с которым была опубликована фотография миссис Майон.

Она покачала головой, но без категоричности.

– В этом, пожалуй, нет смысла, Фред. Надо просто изложить все как есть и посмотреть, что нам скажут. – Она улыбнулась Вульфу, хотя, впрочем, это могла быть и не улыбка, а лишь один из ее способов складывать губки. – Мистер Вепплер сомневался, стоит ли обращаться к вам за помощью, и мне пришлось убеждать его. Мужчины более осторожны, чем женщины, не так ли?

– Да, – согласился Вульф и добавил: – Слава богу.

Она кивнула.

– Мне тоже так кажется. Я принесла этот чек, чтобы показать вам серьезность наших намерений. Мы в неприятном положении и хотим, чтобы вы нас из него вытащили. Мы хотим пожениться, но не можем этого сделать. То есть – скажу за себя – я хочу выйти за него замуж. – Она посмотрела на Вепплера, и на сей раз улыбка была несомненной. – Ты хочешь на мне жениться, Фред?

– Да, – пробормотал он, затем вдруг дернул подбородком и вызывающе уставился на Вульфа. – Вы ведь понимаете, как это унизительно, а? Вам-то, конечно, все равно, но мы пришли к вам за помощью! Мне тридцать четыре года, и я впервые… – Он смолк. – Я люблю миссис Майон и хочу жениться на ней больше всего на свете, – наконец произнес он решительно и, устремив взор к предмету своей страсти, воззвал: – Пегги!

– Итак, будем считать доказанным: вы оба хотите пожениться. Так почему бы вам этого не сделать?

– Потому что мы не можем, – сказала Пегги. – Попросту не можем. Это все из-за… Разве вы не читали, что писали газеты о смерти моего мужа в апреле, четыре месяца назад? О смерти Альберто Майона, оперного певца?

– Кажется, читал. Напомните-ка мне.

– Он умер – покончил с собой. – От ее улыбки не осталось и следа. – Фред… Мистер Вепплер и я, мы нашли его. Это случилось в семь часов вечера в один апрельский вторник в нашей квартире на Ист-Энд-авеню. Как раз в тот день мы с Фредом поняли, что любим друг друга и…

– Пегги! – оборвал ее Вепплер.

Ее взгляд метнулся к нему и вновь замер на Вульфе.

– Пожалуй, я лучше сначала спрошу вас, мистер Вульф. Фред считает, что нам следует рассказать ровно столько, сколько требуется, чтобы внести вас в курс дела, но мне кажется, что вы не сможете разобраться, если не узнаете всего. А как думаете вы?

– Пока затрудняюсь ответить. Начинайте, а если у меня возникнут вопросы – там посмотрим.

Она кивнула.

– Полагаю, у вас будет много вопросов. Скажите, случалось ли вам любить, но так, что вы скорее бы умерли, чем позволили кому-либо это заметить?

– Никогда, – произнес Вульф с удивлением. Я сделал каменное лицо.

– А у меня, признаться, было именно так. И никто не знал об этом, даже он. Верно, Фред?

– Да, не знал, – ответил Вепплер, тоже нажимая на слова.

– Вплоть до того самого дня, – добавила Пегги. – Фред был приглашен к нам на обед, после обеда все и случилось. Гости уже разошлись, а мы вдруг встретились взглядами, да так и остались сидеть, заворожено глядя друг на друга. Потом кто-то заговорил – он или я – точно не помню. – Она умоляюще посмотрела на Вепплера. – Я понимаю, Фред, ты считаешь такой разговор унизительным, но если мистер Вульф не узнает, как все было, он не сможет понять, почему ты пошел наверх к Альберто.

– А надо ли ему? – спросил Вепплер.

– Конечно, надо. – Она повернулась к Вульфу. – Кажется, мне не очень-то удается объяснить вам. Понимаете, мы были совершенно… ну, короче, мы любили друг друга, и все тут. И оттого, что наши чувства так долго оставались невысказанными, это внезапное откровение вышло еще более… более ошеломляющим. Фред захотел сразу же встретиться с моим мужем, все ему рассказать и обсудить, как быть дальше. Я согласилась, и тогда он отправился наверх…

– Наверх?

– Да, у нас двухэтажная квартира, и наверху находилась студия мужа со звуконепроницаемыми стенами, где он репетировал. Когда Фред пошел…

– Позволь мне, Пегги, – перебил ее Вепплер. Его взгляд переместился на Вульфа. – Лучше, если вы услышите это из первых рук. Я пошел сказать Майону, что люблю его жену, что она любит меня, и просить его отнестись к этому, как подобает цивилизованному человеку. Развод считается ныне довольно цивилизованной мерой, но он так не думал. Плевал он на цивилизованность. Конечно, буянить он не стал, но повел себя просто отвратительно. В какой-то момент я испугался, что сделаю с