Читать «Час волка»

Война продолжалась.

В феврале 1941 года она, словно огненный смерч, перекинулась из Европы на северо-западное побережье Африки, куда в Триполи, с целью оказания поддержки итальянцам, прибыл гитлеровский командующий нацистскими войсками, опытный военный Эрнст Роммель. С его прибытием немцы стали теснить британские силы к Нилу.

По дороге, пролегавшей вдоль побережья, от Бенгази через Эль-Агхелия, Агедабия и Мечили, техника и солдаты танковой армии «Африка» продолжали теснить противника на земле изнуряющего солнца, песчаных бурь, оврагов, забывших вкус дождя, и отвесных обрывов, переходивших через сотни футов в плоские равнины пустыни. Масса людей, противотанковых пушек, грузовиков и танков двигалась на восток, отбив 20 июня 1942 года у британцев крепость Тобрук и приближаясь к заветной цели Гитлера — Суэцкому каналу. Владея этим жизненно важным водным путем, нацисты могли бы парализовать переброску войск союзников и продолжить марш на восток, подбираясь к уязвимым рубежам России.

В последние дни ожесточенных сражений июня 1942 года Восьмая британская армия, большинство солдат которой были изнурены до предела, брела по направлению к железнодорожной станции под названием Эль-Элемейн. Инженерные войска прилагали героические усилия, закладывая по ее следам запутанные узоры минных полей в надежде задержать настигающие танки. Ходили слухи, что у Роммеля не хватает бензина и боеприпасов, но солдаты, сидевшие в своих окопчиках, выдолбленных в твердой белой земле, чувствовали, как земля содрогается от движения немецких танков. Под лучами солнца и кружащимися стервятниками на западном горизонте поднимались столбы пыли. Роммель дошел до Эль-Элемейна, и, казалось, никто не сможет помешать ему пообедать в Каире.

Солнце садилось, кроваво-красное в молочном небе. Тени тридцатого дня июня ползли по пустыне. Солдаты Восьмой армии ждали, в то время как их офицеры в палатках изучали покрытые пятнами пота карты, а инженерные подразделения продолжали усиливать минные поля между британскими и немецкими войсками. В безлунном небе засияли первые звезды. Сержанты проверяли боеприпасы и орали на солдат, чтобы те вычищали свои окопчики, — лишь бы не думать о резне, которая неизбежно должна начаться на рассвете.

В нескольких милях к западу, где мотоциклисты на иссеченных песками мотоциклах, БМВ и солдаты на бронемашинах разведки разъезжали в темноте по границам минных полей, на полоске земли, обозначенной голубыми огнями, приземлился маленький защитной расцветки аэроплан марки «Шторьх». Ворча пропеллерами, он поднял в воздух тучи пыли. На крыльях самолета были изображены черные нацистские свастики.

Как только колеса «Шторьха» остановились, с северо-западного направления подъехала автомашина с открытым верхом и фарами под козырьком. Из самолета вылез немецкий обер-лейтенант в пыльной светло-коричневой форме африканского корпуса и в защитных очках. К запястью его правой руки был прикреплен наручником плоский коричневый планшет. Водитель автомашины ловко отдал ему честь, одновременно придерживая дверцу. Штурман «Шторьха» остался в кабине, выслушав приказания офицера. Затем автомашина уехала в ту же сторону, откуда появилась, и, как только она скрылась из виду, штурман отхлебнул из своей фляжки и попытался немного подремать.

Автомашина взобралась на небольшой гребень, из-под ее покрышек полетел песок и острая галька. На другой стороне гребня стояли палатки и грузовики передового разведывательного батальона. Местность погрузилась в полную темноту, только внутри палаток слабо светились фонари и изредка мелькало мерцание замаскированных фар мотоциклов или броневиков, посланных с каким-нибудь поручением.

Автомашина подъехала к стоянке у самой большой, стоявшей в центре палатки, и обер-лейтенант, прежде чем выйти, подождал, пока ему не открыли дверцу. Подойдя ко входу, он услышал дребезжание банок и увидел несколько тощих собак, рывшихся в отбросах. Одна из них приблизилась к нему, ребра у нее выпирали наружу, а глаза ввалились от голода. Он ударил ее ногой, прежде чем она дотянулась до него носом. Ботинок попал в бок, отбросив собаку назад. Но она не издала ни звука. Офицер знал, что у этих паршивых животных были блохи, и при таком спросе на воду ему не улыбалась перспектива отскребать свою плоть песком. Собака отвернулась, на шкуре ее были отпечатаны кровью следы других ботинок, смерть от голода была для нее предрешена.

Возле клапана палатки офицер остановился.

Он осознал, что тут был кто-то еще — сразу за границей полной тьмы, дальше, где собаки выискивали в отбросах остатки мяса.

Он видел его глаза. Они мерцали зеленым светом, отражая крошечные лучики от фонаря в палатке. Глаза смотрели на него, не мигая, и в них не было выражения приниженности или мольбы. Еще одна проклятая собака из местного племени, подумал он, хотя ничего, кроме глаз, видно не было. Собаки следовали за бивуаками, и поговаривали, что они будут пить мочу из тарелки, если им ее предложить. Ему не нравилось, как этот мерзавец глядел на него; глаза были умны и холодны, и ему захотелось дотянуться до своего «Люгера» и отправить еще одну собачью душу на мусульманские небеса. От взгляда этих глаз в низу живота забегали мурашки, потому что в них не было страха.

— Посыльный офицер Фойт? Мы ждали вас. Входите, пожалуйста.

Клапан палатки завернули внутрь. Майор Штуммер, офицер с резкими чертами лица, в круглых очках и с коротко остриженными рыжеватыми волосами, отдал честь, и Фойт кивком головы поприветствовал присутствующих. В палатке были еще три офицера, стоявшие вокруг стола, заваленного картами. Свет фонаря разливался по точеным загорелым немецким лицам, выжидательно смотревшим на Фойта. Посыльный офицер задержался на пороге, взгляд его устремился вправо, туда, где рылись тощие, голодные собаки.

Зеленые глаза исчезли.

— Сэр? — спросил Штуммер. — Что-нибудь не так?

— Нет, все в порядке, — его ответ прозвучал слишком поспешно.

Глупо так нервничать из-за собаки, сказал он себе. Приказ расчету 88-мм пушки уничтожить четыре британских танка он отдал лично с большим самообладанием, чем то, которое испытывал в настоящий момент. Куда исчезла эта собака? Конечно же, в пустыню. Но почему она не занималась вылизыванием банок, как другие? Нет, это смешно — терять время на раздумья о таких пустяках. Роммель послал его, чтобы получить сведения, и именно их ему предстояло привезти назад, в штаб танковой армии.

— Все в порядке, если не считать того, что у меня язва желудка, солнце напекло затылок и я безумно хочу увидеть снег, иначе просто сойду с ума, — сказал Фойт, ступая внутрь палатки. Клапан за ним захлопнулся.

Фойт стоял за столом с Штуммером, майором Клинхурстом и двумя другими офицерами батальона. Его глаза стальной голубизны внимательно исследовали карты, на которых была обозначена изборожденная оврагами пустыня между отметкой «169», небольшим гребнем, который он только что пересек, и британскими укреплениями. Кружками, нанесенными красными чернилами, обозначались минные поля, голубыми квадратами — доты, обнесенные колючей проволокой и снабженные пулеметами, которые нужно будет миновать по дороге на восток.