Убивство и неупокоенные духи

Робертсон Дэвис – крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной словесности. Его «Дептфордскую трилогию» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») сочли началом «канадского прорыва» в мировой литературе. Он попадал в шорт-лист Букера (с романом «Что в костях заложено» из «Корнишской трилогии»), был удостоен главной канадской литературной награды – Премии генерал-губернатора, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика.

«Печатники находят по опыту, что одно Убивство стоит двух Монстров и не менее трех Неупокоенных Духов, – писал английский сатирик XVII века Сэмюэл Батлер. – Но ежели к Убивству присовокупляются Неупокоенные Духи, никакая другая Повесть с этим не сравнится». И герою данного романа предстоит проверить эту мудрую мысль на собственном опыте: именно неупокоенным духом становится в первых же строках Коннор Гилмартин, редактор отдела культуры в газете «Голос», застав жену в постели с любовником и получив от того (своего подчиненного, театрального критика) дубинкой по голове. И вот некто неведомый уводит душу Коннора сперва «в восемнадцатый век, который по масштабам всей истории человечества был практически вчера», – и на этом не останавливается; и вот уже «фирменная дэвисовская машина времени разворачивает перед нами красочные картины прошлого, исполненные чуда и озорства» (The Los Angeles Times Book Review). Почему же Коннору открываются картины из жизни собственных предков и при чем тут церковь под названием «Товарищество Эммануила Сведенборга, ученого и провидца»?

ФрагментА где же был я? Я наблюдал эту сцену с близкого расстояния, но не из тела, лежащего на полу. Мое тело – в таком ракурсе, в каком я его никогда не видел при жизни. Неужели я и правда был таким крупным мужчиной? Не великан, но ростом в шесть футов и весьма увесист. Видимо, да, ибо вот он я, лежу, облаченный в плохо поглаженный летний костюм – в отличие от моей жены и Нюхача; они оба в чем мать родила или в чем спрыгнули с кровати – моей кровати, – в которой я их застал. Величайшая банальность человеческой драмы, но для меня внове: муж застает жену в постели с любовником, любовник вскакивает, выхватывает скрытое оружие, наносит мужу сильный удар – по-видимому, слишком сильный – в висок, и муж валится мертвый к его ногам. Я уже сказал, что как никогда в жизни изумился такому повороту событий. Ради всего святого, зачем он это? И неужто больше нельзя вернуть все как было – чего страстно желали и он, и я? Нюхач совсем пал духом; он попятился, плюхнулся задом на кровать и истерически зарыдал.