6 страница из 53
Тема
говорит капитан… – раздался голос в салоне. Смотрю в иллюминатор – вдалеке, в темноте ночи, видна желтая, подсвеченная живыми огнями полоса побережья.

– …просьба ко всем занять свои места, спинки кресел привести в вертикальное положение и застегнуть привязные ремни, – заканчивает свое обращение капитан. Я смотрю на соседок, которые с интересом пялятся в иллюминатор.

– Самое опасное в полете – это взлет и посадка, – тоном знатока сообщаю я подругам, – а мы еще в начале салона, а это самые опасные места.

Да–да, девчонки, давай бояться вместе!

Но, вопреки всем моим страхам, ничего при посадке не происходит. Плавно коснувшись колесами полосы, наш маленький Боинг еще долго рулил по подсвеченному желтыми с белизной огнями аэропорту. На выходе из самолета почти все не сдерживают возгласов – после кондиционированного салона в прогретый воздух южной ночи выходишь, будто в баню. В пустынном здании аэропорта заполняем карточки, которые нам выдали стюардессы на выходе из самолета – для многих это архисложная задача, потому что пояснения под полями на заполнение написаны только на арабском и на французском.

– Что за говняная авиакомпания! – возмущается рядом со мной женщина, на коленке заполняющая твердый прямоугольник бумажки - все столы стойки уже заняты. – В прошлый раз нам еще в самолете эти карточки выдали, и заполнить помогли! – женщина глядит на меня, я киваю – действительно, авиакомпания не айс.

Помогаю помочь заполнить карточки подружкам. Особо не парюсь, все равно эти карты нигде не читают.

– Руссо бандито! – шутит араб за стойкой, штампующий мой паспорт, не подозревая даже степени своей правоты. А может профи, по лицам угадывать умеет.

– Сема, сышь, так мы в Африке? – мужик на соседней стойке говорит, не смущаясь тем, что Сема не рядом, а за ограничительной линией стоит.

– В Африке, епта!

– Сема, так какого [черта] тогда это не негр? О–о! Скалится, чует, что за него говорят!

– Ты [жестко упал], откуда тут негры?

– Сам ты [жестко упал], тут же [вот] Африка, [бить-колотить]!

– Здесь арабы [на конец], какие негры?

– Сема, я [ничего] не понял! Какие в [нору] арабы, мы в Африке [сильно бить] ее, или не в Африке?

Я, как и несколько человек вокруг, слегка улыбаюсь, слушая эту искреннюю в своих эмоциях беседу. Забираю паспорт и иду багаж получать. Помогаю снять с ленты чемоданы подружкам и, сориентировав их в сторону выхода, отправляюсь в туалет. Прыгая на одной ноге, снимая джинсы, решаю, что в следующий раз переоденусь еще перед вылетом. Если самолет разобьется, какая мне разница, в чем буду? Зато по прилету удобней на порядок.

Выхожу из сортира преобразившимся – белые найковкие шорты ниже колен, белые кроссы и черная обтягивающая майка. Настоящий южный мачо! – вижу в стекле свое отражение. Волосы у меня черные и сам я смугловат. Не брился уже пару дней, так что еще прокоптиться на солнышке и местный уличный бомонд меня за своего будет издалека принимать. Если не в шортах, конечно, буду - арабы ведь в шортах не ходят.

Выйдя из аэропорта, с удовольствием вдыхаю незнакомый воздух, который пахнет Африкой.

- Айм лавин ит! – пора по-английски говорить. – Мазафака!

Английский я не знаю, правда, но усиленно учу каждый раз, когда в заграницы прилетаю.

Широко улыбаюсь сам себе и выдвигаюсь вдоль стеклянной стены терминала в сторону огромной пустой стоянки. Там виднеются лишь несколько автобусов, с раскрытыми для приема чемоданов боковинами. Я притормаживаю – что–то слух коробит, не могу понять. Прислушиваюсь, вот оно – сирены завывают вдалеке, почти на пределе слышимости.

«И что такого, что сирены завывают?» – спрашиваю сам себя.

Задумался. Прислушался.

Наконец понял – сразу с нескольких сторон сирены. [Вот ведь неудача], а не очередная ли у них тут революция?

На улицу из аэропорта выходит то ли летчик, то ли охранник в синей форме и закуривает. Кожей смугл, местный вроде. Присматриваюсь, эмоций на лице волнительных не написано, спокойный как танк. Ну ладно, если что за нами Москва и батяня комбат. А если что и случится так спасатели на стреме - судя по новостям первого канала, их кашей не корми, дай слетать куда–нибудь. Вот и пусть, если что, мое нетрезвое тело отсюда вытаскивают.

– Комбат–батяня, батяня комбат! – [черт], вспомнил на свою голову, иду теперь и напеваю - не отвяжется мелодия.

Шагаю с чемоданом по центру дороги, не парясь. Сзади светит ярким светом, оборачиваюсь – микроавтобус подъезжает. Отхожу, пропуская, а он прямо передо мной тормозит. Выругавшись, чуть было не ткнувшись в задние двери, я обхожу его по дороге. Слышится суетливый картавый гвалт, походу французы приехали. Мельком осмотрел вывалившуюся из микроавтобуса толпу - вроде да, французы. Чернявые, кучерявые, носы орлиные, на армян похожи. На гасконцев, вернее.

– Мсье! Мсье! – кричит мне один из них, подбегая, и начинает шпарить на своем. Кроме гортанного фирменного говора, вообще ничего расслышать не могу.

– Братан, [ничего] не понимаю! – смотрю ему в глаза, – Спик инглиш!

Гасконец начинает барабанить на инглише. Красавец - два языка знает, может больше даже, не то, что я. Хотя сейчас я кое–как различаю знакомые слова – флайэвэй, дэнжерос, гоу аут.

– Сорри, браза, ай донт андестенд. Спик рашн?

– Рашн?! Рашн?! – гасконец выпячивает губы и делает пассы руками над головой, надувая щеки. К нему подбегают двое и теребят за плечи, а потом и вовсе тянут за собой.

«Мир, смерть» - слышится мне в его криках.

– Peace? Death? – усиленно стараюсь, будто на уроках в восьмом классе, который я так до конца и не закончил, воспроизвести акцент.

– Ноу, ноу, – гасконец все машет руками и уже утаскиваемый своими спутниками, вдруг кивает бешено, – деас, еа, деас! Анд питс деас! Гоу эвэй, ту Раша! Питс деас хиа! – орет он мне, теребя ногами в воздухе – спутники торопливо его едва не несут к стеклянным дверям терминала.

Глава 4. Сергей

В автобусе, который вез нас до отеля, я так и не заснул, вспоминая гасконца. Но на мои осторожные расспросы о положении в стране сопровождающий гид, молодой парень, отвечал отрицательно. Никаких революций, волнений, беспорядков в стране нет, говорит. И взгляд у него не бегающий был, рассказывал как на голубом глазу. Я подуспокоился, конечно, но паникующий француз перед глазами стоял. Надо же, обучил его еще кто – «peace-death».

После получаса езды нас пару раз машины с проблесковыми маячками обогнали, но я уже не

Добавить цитату