3 страница
Тема
же здесь появились русские чайные и трактиры, французские булочные и кофейни, турецкие курительные и еще много мелочей, без которых город — не более чем красивая картинка в книге.

Делопроизводство, практически все, Ришелье вел сам — отметим, что ответные документы он писал на том языке, на котором к нему обращались. Питался первый из плеяды великих градоправителей очень умеренно, свою небольшую канцелярию содержал за собственный счет. Дюк ежедневно обходил или объезжал город, вникая даже в незначительные дела. Он беседовал с подрядчиками, купцами, медиками, военными, мастеровыми, иностранными консулами, гостями города, простонародьем, обязательно посещал все общественные и частные балы. Ришелье также занимался озеленением Одессы и прилегающих к ней безводных территорий и лично выписывал недешевые саженцы из-за рубежа.

Одним словом, первого одесского градоначальника можно смело назвать, пожалуй, самым гуманным из всех администраторов, которых видел этот город. В 1814 году Ришелье возвращается во Францию и вскоре становится премьер-министром и членом Французской академии. Всю жизнь он искренне стремился в любимую Одессу, но ему было не суждено увидеть ее снова — 17 мая 1822 года герцог де Ришелье скончался в возрасте 55 лет. Император Александр Павлович, вообще отличавшийся впечатлительным характером, искренне горевал, считая Ришелье достаточно близким человеком и другом. Французскому послу царь сказал: «Я оплакиваю герцога Ришелье как единственного друга, говорившего мне правду. Он был образцом чести и правдивости».

А когда весть о смерти герцога Ришелье добралась до Одессы, граф Ланжерон, преемник и в значительной степени продолжатель его славных деяний, предложил собрать средства на установку памятника бывшему одесскому градоначальнику и генерал-губернатору Новороссийского края. На этот призыв откликнулись одесситы всех сословий. Вот поэтому идущий по проспекту к порту градоначальник Южной Пальмиры и сегодня озабоченно смотрит на плоды трудов своих. Судя по выражению его лица, он чаще все-таки доволен тем, что видит. Хотя как знать…

Новым градоначальником, пришедшим на смену дюку, как мы уже сказали, стал граф Александр Ланжерон, француз по происхождению, эмигрировавший в начале Великой французской революции. Сначала он предложил свою шпагу и усилия австрийскому двору, но получил отказ. И сразу после этого отправился в Россию, где его приняли куда радушнее: он был зачислен в армию под управлением Потемкина — в Сибирский гренадерский полк. Сама армия в это время стояла на Дунае, в очередной раз шла война с Оттоманской Портой. Но сам граф тогда с турками сразиться не успел: его патрон, принц Нассау-Зиген, предложил ему повоевать со шведами — война с северными соседями шла уже почти в предместьях Санкт-Петербурга. Ланжерон, полковник гренадерского полка, соглашается и принимает командование Второй дивизией гребного флота принца Нассау-Зигена. Кроме того, Людовик Александр Андро, граф де Ланжерон, маркиз де Косе, превращается в Александра Федоровича Ланжерона. За участие в сражениях при Биорке-Зунде в июне 1790 года он получает орден Святого Георгия 4-й степени.

Ланжерон воевал со шведами до заключения мира. А потом, как и намечалось с самого начала, отправился к Потемкину на Дунай. Затем был штурм турецкого Измаила. Смельчак-граф, по словам Александра Суворова, «…оказал отличную неустрашимость в атаке неприятеля». Неудивительно, что после сражения граф получил золотую шпагу, украшенную надписью «За храбрость». В следующем году, уже под командованием князя Репнина, граф сражался под Мачином, а после войны в составе коалиции принимал участие в сражении с… республиканской Францией. Отношение его к революционерам не изменилось, и он в составе войск отправился в поход в Лотарингию и Шампань, участвовал в многочисленных сражениях. Все больше граф убеждался в том, что именно в России, признавшей его силы и умения, он нашел новую родину, ведь Франция, охваченная безумным пламенем революционного пожарища, должна была перегореть еще не скоро.

Летом 1795 года Ланжерон перевелся в Малороссийский гренадерский полк. Его службу весьма скоро, через год, оценил шеф полка, генерал-фельдмаршал Румянцев-Задунайский, назначив графа Ланжерона полковым командиром и дав чин бригадира. Через год граф стал генерал-майором, еще через год получил следующий чин. А вместе с ним — подданство России и титул графа Российской империи.

Военная карьера графа Ланжерона — это, по сути, отражение военной истории России: битва при Аустерлице, Отечественная война 1812 года, сражение при Бауцене… Но нас интересует не эта сторона его биографии, а то, как граф стал одесситом.

Произошло это в 1815 году — Ланжерона назначили военным губернатором Херсона, одесским градоначальником, главнокомандующим бугскими и черноморскими казаками. В историческом альбоме, посвященном столетию Одессы, писали о временах его градоначальничества так: «Времена генерал-губернаторства Ланжерона если и можно отметить на страницах истории Одессы, то скорее по счастливой случайности, чем благодаря энергии и деятельности преемника Ришелье». «Старая Одесса» писала примерно так же, хотя подобрала и более деликатные выражения: «Графу Ланжерону, сменившему Ришелье, оставалось только во всем следовать своему предшественнику, что он и делал». Зная удивительные особенности города и некоторых обитателей юга империи, можно смело предположить, что даже «во всем следовать своему предшественнику» было далеко не так просто.

Именно графу Ланжерону Одесса обязана знаменитым и нечастым явлением — статусом «порто-франко». Граф настойчиво пропагандировал идеи Ришелье и даже, говоря языком нового времени, пробивал их в верхах. Но все равно лишь 16 апреля 1817 года, через два года после вступления в должность, граф отпраздновал свою первую серьезную победу: в Одессе был установлен режим «порто-франко». На самом же деле градоначальникам города понадобилось целых девятнадцать лет для того, чтобы зона, свободная от таможенных пошлин, превратилась из идеи в царское решение: еще в 1798 году Кесоглу, попечитель греков-поселенцев, ходатайствовал об этом перед императором, после сам Ришелье пытался этого добиться, приложив всю присущую ему настойчивость. Но удалось это только Ланжерону, хотя до полного воплощения идеи прошло еще более двух лет — режим «порто-франко» был открыт лишь 15 августа 1819 года и предоставлялся городу всего на 30 лет.

Во время подготовки к осуществлению режима вырыли внушительный ров длиной примерно 24 версты, для вывоза товаров оставили два проезда: «Херсонскую таможню» на Пересыпи и «Тираспольскую таможню» на Молдаванке. Подготовительные мероприятия обошлись городу в прямо-таки астрономическую сумму — 300 тысяч рублей, но градоначальник считал, что игра стоит свеч.

Понятно, что охрана границы такой длины была делом непростым. А контрабандисты появились, наверное, почти сразу после утверждения режима. О них, конечно, речь тоже будет впереди, и мы упомянем об этом еще не один раз. В связи с этим в июне 1822 года приняли решение сократить зону «порто-франко»: новый рубеж пролег по современной Старопортофранковской улице. Чуть позже, в 1826 году, зону снова расширили, когда добавили к ней Пересыпь, Молдаванку и Малый Фонтан. Тогда же город окопали двумя