Хотя… выговоры и замечания — это явно не то. Или я чего-то не понимаю?
После первого учебного дня на меня бросилась мамка, во всех красках рассказывая, как звонили со школы, жалуясь на мое поведение.
Меня это малость насторожило. Но все самое страшное случилось дня через три, когда количество выговоров, замечаний, предупреждений стало таким большим, как число прыщей на лице у подростка.
Тогда меня сняли с урока охранники. Они повели куда-то по длинным коридорам. Нет, не в кабинет директрисы, отделанный в лучшем виде. На сей раз, меня толкнули в простую тесную комнату, где сидел жирный краснощёкий мужик с идиотским портфелем и маленькими усами.
Это был чертов психолог. Точнее, особый психолог. Он работал с трудными подростками. Я видел его пару раз в своей жизни, и этот тип меня жутко бесил.
На последней беседе я был мягче, чем сиськи толстухи. Удалось убедить щекастого, что все норм. А теперь он снова вернулся. Не сложно угадать почему.
— Проходи в кабинет, Марк Лесовский. Садись вот сюда, — туповато пропел жирный дятел. — Ох, монеты-кабинеты, вечно мне предоставляют самые непотребные помещения.
Мужик с горечью ковырнул лак на столе, который всюду отапливался.
— Ага, — сказал я, и сел на скрипучий стул, предвкушая недоброе.
— Что ж, Марк, как твое самочувствие? Душевное, я имею ввиду, — раздался первый вопрос.
— Самочувствие, как у солдата в казарме. Выполняю приказы, хочу домой, — ответил как можно безобиднее, что вызвало улыбку психолога.
— Значит, получается, что нормально?
— Еще лучше, командир. Готов душить врага хоть до ночи.
— Весело, весело… Ты такой живчик, Марк, — с этими словами странный тип достал из портфеля бумаги.
— Могу идти выполнять учебную задачу? — отчеканил я, хотя чувствовал что-то неладное. И это чувство не подвело.
— Эээ, задачу? Решишь задачу успеешь, — смущенно выдавил дядька, а потом сказал чуть погроме. — Ты осознаешь то, что вокруг происходит?
— Да, — сухо бросил в ответ, понимая, что шутки тут не уместны.
— Значит, ты… — мужик порылся в бумагах, уставился в один из листов и начал зачитывать: — Ты совершил попытку сорвать урок, выразился нецензурно в присутствии учителя, опоздал на занятия три раза за два дня, угрожал расправой… расправой… В общем, вот так.
— Что? Это бред! — крикнул я, с трудом удержавшись от крепких словечек.
Мужик стал на меня пялиться… Сначала хотелось плюнуть в этот жирный хлебальник. Но тут стало ясно, что дядька не полный упырь.
— Возможно, Лесовский, возможно, — скорбно покачал головой. — Я решительно ничего не понимаю.
— Чего вы… не понимаете? — прищурился я.
— На учеников многих школ (особенно экономного сегмента) частенько поступают жалобы, — психолог смущенно кашлянул, и неловко продолжил. — Учителя, руководство тех заведений… Они, так сказать, пытаются все решить. А тут…
— Меня топят, — продолжил я.
— Да. Все твои проступки как будто специально выставляются напоказ, чтоб собрать негативное досье. Знаешь ли, плохую характеристику. Причем, нет лишних слов о репутации школы и о страхе перед проверками. Возможно, я слишком глуп. Но не может один ученик вести себя слишком плохо. Должна быть, как минимум, группа. Среда, понимаешь ли, разлагающая личность ученика.
Психолог посмотрел в бумаги, будто бы разучился читать. Казалось, он был в полном шоке.
Ясное дело, что это подстава. Эмма решила меня взять без боя, просто закидав разным мусором. Но что толку с ее доносов? Почему усатый так офигел?
— Э… слушайте, погодите. Я сам своего рода, психолог. Так что хочу понять, — сказал я, стараясь во всем разобраться. — На меня пишут хрень, это ясно. Но что дальше? Какие проблемы вообще?
— Проблемы! — воскликнул дядька, будто его разбудили. — Да… они могут возникнуть. Если твое поведение не улучшится, то будет принято решение, что ты, к сожалению, не имеешь возможности обучаться в общественном учебном заведении. Тогда может быть решено перевести тебя в школу иного характера.
— То есть в психушку?
— Нет, просто в… другую.
— А если и там не заладится? — прикусил губу я.
— Не знаю. До этого редко доходит, — пожал плечами мужик.
— Но если вдруг как-то дойдет, — не унимался я.
— Если так, то имеется вероятность помещения неконтролируемого подростка в охраняемое учреждение на неопределенное время.
Вот оно как! Так и знал. Пока дрался с крутым врагом, мелкая крыса пробралась в штанину и укусила за член.
Это будет страшнее Мирона с гребанным Братством силы. Почему? Да потому что я понятия не имею, что с этим делать. Это не силовая атака, которую можно отбить; скорее интриги, законы и всякие правила.
Я, конечно, отличный юрист. Но это уже перебор. Эмма подговорила училок. Любое мое действие (особенно агрессивное) будет тут же записано. И будь я хоть командиром полка, не смогу изменить ситуацию.
— Марк Лесовский? Уважаемый ученииик! — послышался голос будто издалека.
Похоже, я выпал из разговора, думая о своем. Сейчас, это очень хреново.
— Да, слушаю вас, господин, — улыбнулся, старясь показать всю нормальность, которая у меня только была.
— Марк, я вижу, что ты не плохой. Мы можем вести диалог и находить взаимопонимание. Это отлично, — улыбнувшись, сказал усач, но тут же стал грустным.
— Иии? Что с того? Значит, мне ничего не грозит?
— Ох, не совсем. Вот это (мужик указал на бумаги) важнее глаз и ушей. Материал, увы, медленно копится. Я постараюсь сделать все, чтоб остановить это дело. Но… ты сам понимаешь. Спасибо за беседу, Лесовский. Ты… специфический мальчик.
— Но мне не место в психушке!
— Разумеется, да. Мы этого не допустим. Можешь идти на учебу.
Последние слова дядька сказал как-то торжественно. Он хотел показать, что все в норме. Только я понимал обстановку. И она была против меня.
Опять надо что-то решать. Да уж… к такой войне я пока не готов!
Когда вышел из кабинета, ко мне снова прилипли два бугая. Они проводили в класс, где заканчивался скучный урок.
— Разрешите присутствовать, госпожа. Прошу позволения пройти на свое место походным шагом без предварительного письменного уведомления, — сказал, когда пересек порог класса.
— Чтооо? — удивилась училка. — Садись, конечно, в чем дело?
— В том, что кто-то стоит раком и строчит говненые доносы за каждый неправильный пук, — сказал я.
Но сделал это так, чтобы было не слышно. На первых рядах кто-то прыснул от смеха, не получив, кстати