Читать «Улей»
Соня Фрейм
Улей
В оформлении издания использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com
© Соня Фрейм, 2019
© Тамара Герасун, иллюстрация, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2020
Посвящается Маше
Вместе мы сожгли всех злых ведьм и свергли всех богов
Пчела и на себя, и на людей, и на Бога трудится.
Народная пословица
1
Как умерла девушка по имени Рут
I started a joke which started the whole world crying,But I didn’t see that the joke was on me oh no,I started to cry which started the whole world laughing,Oh If I’d only seen that the joke was on me.Я начала шутку, от которой заплакал весь мир,Но я не поняла, что шутка была надо мной, о нет.Я заплакала, и от этого засмеялся весь мир.Если бы я только понимала, что та шутка была надо мной.Bee Gees, «I Started a Joke»
Дверь была старая и обшарпанная. Обивка кое-где полопалась, и из-под тусклого кожзаменителя лезло что-то белое. Но чем-то эта дверь выделялась на фоне двух других на лестничной площадке. Она словно говорила всем своим видом: «Я особенная», так и притягивая к себе взгляд.
В полутьме подъезда блестел глазок, казалось, смотревший прямо на Рут. Глубоко вздохнув, она нажала на кнопку звонка. Трель раздалась с небольшим запозданием. Руки были потные и холодные. Судорожно вытерев их о кофту, она поправила ремешок сумки, впивающийся в плечо.
«Главное – не трусь! – слышался в голове голос Свеньи. – Она, конечно, стерва, но имеет право. Смотри ей в глаза и будь спокойна».
Изнутри загремел замок.
«Такую дверь взломать в два счета…» – непонятно почему подумала девушка.
На нее уставились два пристальных глаза: один – голубой, другой – желтый – и с ходу просканировали лучше любого рентгена.
– Здравствуйте, – еле слышно вымолвила она. – Я…
– Всегда мнешься перед дверью, прежде чем позвонить? – недовольно вопросила женщина.
На вид хозяйка была чрезвычайно заурядна: одета в шелковый халат в китайском стиле, а на голове – так вообще махровое полотенце. Пыльные светло-голубые тени странно оттеняли ее разные глаза. Но, пожалуй, это единственное, что казалось в ней мистичным. В остальном вердикт уже вырисовывался сам: молодящаяся домохозяйка в постклимактерической фазе, не желающая это признавать.
«О боже мой… – подумала Рут. – И ради этого зрелища я тащилась до Пфорцхайма?»
– Ну, что встала-то? – рявкнула ей женщина. – Входи или проваливай!
«Вот это прием…»
Но вслух Рут не вымолвила ни слова и спешно переступила порог, окунувшись в дивную смесь царивших в квартире запахов: кошачьей мочи и курева. Жилище оказалось таким же безвкусным, как и его хозяйка. Полки забиты статуэтками, канделябрами, пустыми рамками; чуть ли не каждый сантиметр пола и стен покрыт разнообразными коврами, мало между собой гармонирующими. А на диване валяется мерзейший, жирный кот. Он как-то по-человечески взглянул на Рут и лениво потянулся.
Хозяйка вскоре деловито вошла в комнату и неспешно прикурила. Значит, вот она какая… Кларисса.
Когда ей об этом рассказывала Свенья, все представлялось иначе: мистичнее. Рут была как на иголках. Не этого она ждала. Не этой жуткой квартиры и не такой хозяйки. Ясное дело, Кларисса – не немка. В речи слышится славянский говорок с подхваченным швабским акцентом – безвкусная смесь, присущая всем мигрантам в Баден-Вюртемберге…[1] Да и на жилье мощная печать восточноевропейского китча.
– Я не поняла, будешь говорить или нет? – вдруг вполне дружелюбно осведомилась Кларисса.
– Что? – Девушка очнулась и затараторила: – Извините. Да, конечно. Меня зовут Рут, вас мне порекомендовала моя подруга Свенья, она была у вас неделю назад и дала телефон…
Кларисса слегка поморщилась и разогнала дым тонкими пальцами. Ее разноцветные глаза неотрывно следили за гостьей, поблескивая словно два драгоценных камня.
– Она сказала, что вы можете посмотреть… ну… что будет… и причины моей проблемы…
Найти эвфемизм такому позорному слову, как «гадание», внезапно оказалось невероятно сложно.
– Ты всегда на кого-нибудь ссылаешься? Сама хоть в чем-то уверена бываешь? – опять резко спросила Кларисса, глядя на Рут как на пригоревший пирог.
Под прицелом ее недобрых глаз девушка постоянно чувствовала себя виноватой. Тяжело вздохнув, женщина наклонилась и сказала:
– Вот что, деточка, с таким характером ты в жизни далеко не уйдешь. Это и к гадалке не ходи.
Последовала новая затяжка, сопровождающаяся тонким хихиканьем. Рут потупила взор, разглядывая цветы на рвущейся клеенке. Место и эта дама были ей просто отвратительны. Но надо узнать, иначе уже никак.
– Что уж говорить про личную жизнь, – фыркнула Кларисса.
Она прищурилась и добавила:
– Он тебя никогда не полюбит.
– Как вы узнали, почему я пришла? – обомлела она.
Кларисса манерно закатила глаза.
– Да все вы приходите с одним и тем же. Что с вас, девочек, взять? Он меня не любит, почему, как влюбить… Ля-ля тополя, душу отдам, жизнь… – она зевнула, а затем почти ткнулась в нее своим маленьким острым носом: – Никогда не клянись своей душой. Жизнью – можешь: их много у человека. Но душою – никогда, поняла меня? Иначе пропадешь. Все слова всегда услышаны.
От ужаса Рут потеряла дар речи и смогла только кивнуть. Кларисса медленно отстранилась, продолжая оценивающе разглядывать свою клиентку. Та, в свою очередь, не могла не отметить, что гадалка все-таки артистична. Умеет себя подать, даже с полотенцем на голове.
– Единственный ребенок, – выдала тем временем гадалка. – Мать-одиночка растит к тому же, из сил выбивается, чтобы тебя, балбеску, одеть в эти дорогие шмотки и дать образование. Только хреново ты учишься. И блузка эта тебе не идет.
Кларисса вдавила окурок в пепельницу, и тот погас. Дым вскоре рассеялся, и стало яснее.
– Милая, ну не твой он, – почти ласково добавила она, улыбаясь непонятно чему. – Не твой человек. И вообще лежачий какой-то, столько женщин вокруг него… Не только молодых. Заласкан он мамами и бабушками, сам как баба стал. Не твой человек.
И она отрицательно помотала головой. Сказанное больно било по девичьим надеждам. При этом у Рут с легким сопротивлением рос неподдельный интерес. Что она видит? Как она это видит? Она же ей ни слова о своей проблеме не сказала.
– Не скоро ты кавалером обзаведешься, – подытожила Кларисса. – Не идут они к тебе…
– Почему? – с беспокойством спросила девушка. – Что не так?
– Сейчас будем смотреть, – последовал тяжелый, наигранный вздох. – Сиди, не рыпайся…
Как будто она вообще могла пошевелиться.
Кларисса под собственное бормотание начала копаться в комоде. А Рут внезапно стало очень тоскливо и одиноко. Невольно зашевелился извечный пессимизм, который зловеще зашептал: «А ты какого ответа ожидала? Неудачница ты, Рут. Хотя бы потому, что пошла решать свои проблемы через какую-то га-дал-ку!». На глаза навернулись слезы. Хотела бы она быть сильнее и справляться со всем сама…
– Да не реви ты, – брезгливо сморщилась женщина. – Вот же размазня… Ты что, думаешь, у тебя самое большое горе? Ко мне женщина ходит, третьего ребенка потеряла. Ее прокляли. А у тебя что? Тьфу… Так,