Церковный дом был пустым и гулким. Казалось, насквозь пропал одиночеством, гулкой пугающей меня пустотой. Ральф, поставивший на стол поднос с кофе, выглядел постаревшим на сотни лет. Он похудел и осунулся, но самыми жуткими были его глаза.
Он двигался медленно, как дряхлый старик и не выдержав, я спросила:
— Ральф, ты в порядке?
— Нет, не в порядке. Я понимаю, что очень легко отделался, но это место убивает меня… Ты задержишься?
— Нет… Неважно. Нас с тобой пригласили на Рождество.
— Я не могу самовольно оставить приход.
— Можешь! — не в силах и дальше сдерживаться, я достала из сумки конверт и вручила Ральфу. — Отец фон Штрассенберг, вас ждет Гамбург.
Негромко звякнули чашки, радостно вскрикнув, Ральф бросил подхватил меня и трижды крутанулся на месте. Я напряглась: от него даже пахло этим проклятым домом. Пытаясь сквозь толщу чужих неприятных запахов, отыскать знакомый — его, я сама едва не расплакалась. Ральф всегда был такой ухоженный, такой холеный.
Теперь это был не Ральф.
— Ох, Цуки! — он прильнул ко мне и как в детстве зарылся лицом мне в волосы. — Всякий раз, когда я стою на краю, появляешься ты и вытаскиваешь меня из дерьма.
Я отодвинулась; не в силах обнимать его… такого чужого. Достала из кармана салфетку и молча промокнула глаза.
Его лицо скривилось. Ральф резко вскинул руку и ткнулся носом в рукав.
— Господи, — сказал он, смутившись. — Как от меня воняет… как домом престарелых.
Какое-то время он колебался, потом сказал:
— Я только душ приму, хорошо?
…Мы молча лежали, разглядывая плохо выбеленную спальню. Такую унылую, что хотелось плакать, неизвестно из-за чего.
Пока Ральф был в душе, я сменила посеревшие простыни и пододеяльник. Я как раз поправляла наволочки, когда он налетел сзади, даже толком не вытершись после душа и сразу же завалил меня на матрас.
И вот мы лежали на истерзанных простынях и рассматривали спальню.
— Спорим, ты никогда еще не жила в таком вот убожестве? — брякнул Ральф.
— Спорим, ты тоже? — спросила я, вспомнив их маленький уютный домишко. — Нас не застукает твоя экономка?
— Здесь никого кроме нас… и призраков.
В комнате что-то треснуло; испугавшись, я резко прижалась к Ральфу. Он рассмеялся, но я почувствовала, что и сам он вздрогнул от неожиданности. Дом не просто вызывал страх, он высасывал мою жизнь. Холодный и гулкий, он ждал добычу, как пустой гроб.
— Прежний священник умер в этой кровати… — шепнул Ральф.
— Ты врешь!
— Нет, не вру.
Я охнула, оттолкнувшись спиной, как змея, но Ральф только рассмеялся и крепко-крепко прижал к себе.
— Я не вру, я шучу… Но если честно, в этом доме чертовски не по себе. Дел тут у священника никаких. По большей части я сижу здесь и гадаю, что делать дальше. Клининг вызвать, к примеру, или сразу же экзорциста.
— Разве община не выделила тебе экономку?
— Ты видела мою общину? Если увидишь вдруг, дай мне знать… Тут так пусто и так уныло, что по ночам мне сложно заснуть. Все кажется, будто кто-то бродит по коридорам.
— Может… может, тебе правда стоит вызвать священника? Чтобы освятить дом?
Ральф оскорбленно посмотрел на меня и мрачно напомнил:
— Я сам священник!
Если он захочет Крольчиху
Я собиралась остановиться в отеле, но выяснив, что экономки у него нет, решила остаться в церковном доме, у Ральфа.
Пока он сам работал в маленьком кабинетике на втором этаже, я немного отмыла кухню и кое-как приготовила нам обед на допотопной газовой плите. Дом был неуютным и свечи, которыми я суеверно решила его обжечь, чадили, а Ральф и слышать не хотел о нормальном священнике.
Хотя, кто из них нормальный. Хади, как я поняла, психиатр и имеет право то ли присутствовать при экзорцизме, то ли самостоятельно проводить. А еще Хади «практикует» в частном порядке. Изгоняет бесов из прихожанок, которые орут и стонут громче, чем одержимые. Так, по крайней мере, Джессика говорила.
Она всегда была в курсе половой жизни друзей Филиппа.
Я очень любила Ральфа, но не осталось ни одного обета, какой бы он ни нарушил. И я не верила, что привидения обратят внимание на его слова. Поэтому я решила, что все сделаю сама. Отыскала на кухне старый пульверизатор и пошла в церковь; набрать немного святой воды из стоящих у входа каменных чаш, чтобы опрыскать дом, пока Ральф не видит.
Так мы и встретились. Фил и я. Когда я поварешкой, через воронку, набирала в пульверизатор святую воду.
— Какое-то новое извращение?
Громко взвизгнув, я уронила поварешку на пол. Филипп и перекрестился, макнув кончики пальцев в чашу. Мгновенно выскочив на мой крик, Ральф пересек городскую площадь, ворвался в церковь и замер. При виде Филиппа его лицо вытянулось и застыло.
— Тут в самом деле призраки, — сообщила я.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Ральф сухо, но вежливо.
Филипп тряхнул головой.
— Заехал посмотреть, как вы тут устроились. Найдете мне дополнительную кровать, или слегка подвинетесь в вашей?..
Ральф бросил подозрительный взгляд на утварь, которую я все еще прижимала к груди.
— Целибат отменили, или ты себе экономку нашел?
— Иди назад в дом, — сказал он мне. — Филипп, а ты… иди на хер.
Тот рассмеялся:
— Я лучше в дом.
Ральф не ответил. Он взбежал по лестнице вслед за мной, но Филипп не отставал ни на шаг. Войдя в гостиную, которая походила на декорации к «Проклятью», Фил огляделся по сторонам и сразу прошел к дивану. Ральф обреченно захлопнул входную дверь.
— Как ты нас нашел?
— Довольно просто: я спросил у отца.
— Зачем?
— Хотел спросить кое-что у вас. Застав вас обоих сразу, — и Филипп широко улыбнулся, уже заранее зная ответ. — Ты спишь с ним, Вив? Хоть сейчас, скажи честно?
Ральф вздохнул; едва заметно сузив глаза, он вскинул подбородок, глядя на него сверху вниз, хотя они оба были одного роста. Я поправила кофту и скрестила руки на животе. Забылись духи и призраки.
Филипп.
Вот кого я хотела изгнать отсюда. Но я сомневалась, что он уйдет, если брызнуть святой водой из пульверизатора.
— Знаешь, — сказал Филипп, — когда я брал в жены Джессику, она любила меня, как попугай-неразлучник. Может быть даже два или три часа… после того, как нас обвенчали. Быть может, я невесть какой бизнесмен, но я любил ее. Всем сердцем, по-настоящему. Тебе это было бы до колик смешно, но мне почему-то разбило сердце… Она выбрала его. Потому что он спокойно делал с ней все, что она хотела. А я не мог.
Ральф молча смотрел на него; не моргая, не шевелясь. И я тоже промолчала. Я знала, что он с ней делал. И знала, что если бы Филипп не любил ее, как безумный… возможно, они могли бы быть счастливы.
— Ты помнишь свадьбу нашей Камиллы с принцем, Верена? Помнишь? Когда я пришел домой пьяным, спустя много месяцев,