И он их не винил.
Оставив мучительные и бесплодные попытки разлепить веки, Анчар откинулся на странно жесткую подушку и проклял по очереди кокосовое пиво, банановый ликер, гуайявное вино, кофейный бейлис, авокадовую водку, маракуйный аперитив, персиковое бренди, манговое шампанское и самогон из ананасов — то, что мог вспомнить из карты вин вчерашнего вечера, а заодно — своего собутыльника, потому что добровольно и в трезвом уме сам волшебник не стал бы пить и десятой части того, что было поглощено в честь… в честь… триумфа новых технологий?.. выделения государственных субсидий?.. продвижения по служебной лестнице?.. наверное, далеко продвинули… увеличения жалованья?.. или успеха у зри…те…ле…й?..
Й…ё…мо…й…ё…
Кабу-у-у-уча-а-а-а…
Воспоминания о событиях прошедшего дня обрушились на бедный, застигнутый врасплох мозг атлана подобно тропическому ливню на прилавок продавца сахара, смывая в один момент все приятное и оставляя одну-единственную истину, жесткую и неудобоваримую, как доска.
Не веря себе, Анчар протянул руку туда, где на прикроватной тумбочке обычно дежурил графин с водой — и пальцы его пребольно ткнулись во что-то большое и каменное.
Сердце волшебника тоскливо сжалось и защемило.
Первым, что он увидел, с трудом разлепив один глаз, была нога Каменного Великана.
Значит, правда…
Но ведь его идея была так проста и элегантна! Она не могла не понравиться публике! Она ведь встретила появление экспериментальных изделий с таким энтузиазмом, он же помнит, он же видел, он же слышал!.. А то, что нравится публике, получает финансирование. А значит, будущее. И что с того, что произошел маленький сбой — он же говорил, что схем немного недоработан, но если бы ему дали еще… ну хорошо, не два месяца, но хотя бы недели три, или даже две!.. Неужели из-за какой-то нелепой случайности все должно пойти бегемоту под хвост?! Но это ведь несправедливо! Директор не имел права его выгнать — вот так, за несколько минут, да еще отобрав все жалованье за полгода в уплату за загубленного каменного голема! Хорошо еще, что железного удалось вскрыть… Схем, конечно, спекся в комочек шлака, но хоть корпус в порядке… А иначе директор его самого продал бы… хоть на корм львам в зверинец… или отдал бы безвозмездно… и сам приплатил бы еще, чтобы взяли…
Но ведь это несправедливо!!!..
Последние слова Анчар невольно попытался проговорить вслух, но из пересохшего горла и спекшихся губ вырвался лишь невнятный хрип. Маг упрямо попытался приподняться, но тут в голове словно взорвалась лаборатория алхимика, перед так и не открывшимися глазами все закрутилось, закачалось, к горлу подступила тошнота, и многострадальная головушка снова обрушилась на неприлично твердую подушку. Рука волшебника возмущенно метнулась в район изголовья, после третьей попытки нащупала спинку кровати, после шестой — голову, а после двенадцатой — виновницу тихо вспухавшей на затылке шишки.
Продолговатая и толстая. Деревянная. С тонкой выпуклой каймой. Разграфленная. На геометрические фигурки. Нет, не разграфленная… Выложенная чем-то гладким…
Шахматная доска?!
Быстрое, хоть и бессистемное обследование показало, что кроме подушки, на кровати не было матраса, простыни и одеяла, но имелось неторопливое сытое стадо клопов.
Непонятно, почему, но это оказалось последней соломинкой, раздавившей грузового верблюда.
Если бы Анчар смог, он бы заплакал.
Минут черед двадцать волшебник взял себя в руки и, так и не открывая глаз, мужественно поднялся с кровати. Не последнюю роль в подобной решимости сыграло сознание того, что на ней исполняло роль матраса.
Гадливо отряхнув себя одной рукой, так и не решаясь отнять вторую от головы — чтобы не развалилась на куски, и отчаянно жалея, что у него нет третьей, чтобы прижать ко рту — просто на всякий случай — Анчар разлепил веко и выглянул в окружающий мир. Не содержал ли он, вопреки обычной в последнее время к нему враждебности, что-нибудь хорошее, вроде недопитого алкоголя и большого количества холодной воды?
Мир милосердно содержал, и через полчаса маг с изнеможением откинулся на спинку единственного стула и выдохнул, чувствуя себя человеком[9]. Правда, человеком, которого выгнали с работы, с квартиры, оставили без гроша — и даже без подушки, но ведь не в подушке счастье?..
А в чем тогда?
И что теперь делать?
Конечно, он помнил, что предлагал ему старина Мокеле, но это ведь он не всерьез! Кто и когда мог представить себе Анчара Атландского, исследователя, фанатика големостроения, адепта фундаментальной магии, в честь которого было названо несколько алгоритмов и даже один тип схема, в роли…
— Да пребудет на белом шамане благословение Большого Полуденного Жирафа?..
Дверь приоткрылась беззвучно, и в образовавшуюся щель — сантиметров пять — просунулся фрагмент лица с испуганно вытаращенным глазом.
Почти немедленно встретившимся с точно такой же парой глаз.
— Что? — тупо уставился на визитера атлан.
— Белый шаман принимает? — так же благоговейно вопросил посетитель.
Первой реакцией волшебника было сказать, что белый шаман напринимался вчера на месяц вперед, но тут в его голову пришло, что гость может иметь в виду нечто другое — и осторожно кивнул[10].
— Да. Заходи.
— Да пребудет на белом шамане… — повторили подрагивающие губы, и визитер, оглянувшись воровато, почти вбежал в дом — и оказался визитершей, матроной лет сорока и килограммов на сто больше.
— Садись, — предложил Анчар.
Женщина послушно плюхнулась на табуретку, вздымая облако пыли с земляного пола кучей юбок и подъюбников, и прижала к себе прикрытую белой тканью корзину.
Табуретка под весом гостьи отчаянно заскрипела.
В комнате распространился запах сырой рыбы, желудок, содержавший исключительно пары алкоголя, попытался выскочить наружу, и рука атлана метнулась ко рту.
— Да пребудет… на белом шамане… — неуверенно проговорила матрона и вопросительно уставилась на хозяина.
— Чем… могу помочь? — чародей судорожно сглотнул и лихорадочно принялся думать про что угодно, только не про еду.
Например, про головную боль.
В какой-то степени это помогло.
— Э-э-э… — протянула та, нервно дергая за край огромного цветастого платка, превратившего ее голову в шар. — Оламайд меня зовут. Я тут недалеко живу. Меня все знают. Я рыбой торгую на Китовом базаре, и у меня всегда только самая лучшая рыба, самая свежая, и креветки, и мидии, и крабы, и кальмары, и мясо кита, само собой, а тунец — так вообще самый крупный на всем побережье, потому что привозит мне его Нсия Звездорукий, это у которого жена в прошлом году тонула, но ее откачали, и теперь она жива-живехонька, но не в себе, как кукушка без часов, бедняжка… Но мы ее приглашаем к нам посидеть вечерами — вместе с семьей, конечно, потому что у Нсии всегда самый крупный тунец на всем побережье, и еще не хватало, чтобы он его отдавал этой вертихвостке Тапиве или мошеннице Эфуа! Я-то покупателей не обманываю, и рыбаков тоже, я