Я уселся на скамейку. Во мне все больше росло раздражение и жалость к самому себе; нога опухла и сильно болела. Мне надо было срочно настроится на пограничную времяформу. Я закрыл глаза. Со стороны казалось, что я сплю, – впрочем, людей вокруг меня не было. Вдохнув полной грудью, я вдруг ощутил себя в Улисе, на пирсе, и засмеялся, – все оказалось намного проще. Времяформа! Все вокруг мелко завибрировало, включая мое тело. Задышав лесенкой, я стал настраивать «транзистор». Я все выше и выше тянул антенну, пока треск и какофония звуков не исчезли, и наступила тишина. В то же мгновение я очутился у входа в тоннель, где исправно мигал зеленым огоньком коммуникатор. Набрав пароль, я связался с Марком и сообщил ему о своем прибытии. Потом я пошел по тоннелю. Сверху тускло горели лампочки, отбрасывая желтоватый свет. Немного мешали неровность дна и хлюпающая вода, – лучше, если идешь по песчаным дюнам или вдоль виноградных полей, тогда можно делать огромные скачки во времени. Монотонность помогает. Впрочем, какая тут монотонность на костылях… Но я, наверное, настолько устал, что времяформа меня просто вынесла на поверхность земли. Помню, что от неожиданности я споткнулся и упал. От резкой боли у меня потемнело в глазах. Следующее, что я помню, – это яркий свет и моя кривая нога, поднятая высоко, как у балерины. «Ни фига себе! Она же так не поднимается, мне же должно быть больно…» – пронеслось в голове. Потом появилось серьезное лицо Марка, – он широкой кисточкой намазывал мою ногу йодом. «Марк!» – обрадовался я и отключился.
Больница
После операции я проспал до ужина. На ужин мне дали бигус, – это такая капуста с мясом. Моя мама готовила ее с черносливом, морковкой и обжаренной свининой; в больнице это была просто тушеная капуста с колбасой. Но все равно было очень вкусно. Я не ел бигус как минимум две сотни барр, – в графстве капусту не едят. После операции очень болела нога, и медсестра Анечка быстро поставила укол обезболивающего в ягодицу. В графстве мне тоже как-то ставили укол – вакцинацию от их местной лихорадки. Я тогда немного оконфузился. Когда мне объявили, что будут ставить внутримышечно, я приготовился уже спускать брюки, как тамошняя сестренка в ужасе замахала руками: «Что вы делаете, где это видано, чтобы в ягодицу ставить?» Что значит «где»? У нас, на острове… Она тогда поставила мне укол в плечо. Очень странная практика. Хотя, по мне так чем меньше оголяться, тем лучше. Зачем мне лишний раз задом сверкать?
Надо сказать, что графские герцы вообще нас не лечат, а вакцины ставят неохотно и только те, которые надо ставить в обязательном порядке, согласно графским законам. Многие думают, что это они от «любви большой» к нам, островитянам. Или потому что полиса нет у нас страхового… на самом деле, все не так. Я тогда пацаном был, но помню, как еще при короле Василе случился международный скандал. Медицина и у нас, и у них была тогда на самом передовом уровне. Однажды во время чемпионата мира по плаванью наш островитянин потерял сознание. Ну, он сначала чемпионат выиграл с большим отрывом, а потом уже и упал в бессознательном состоянии. Его откачали, но при этом взяли забор крови для анализа, и анализ сделали какой-то уж очень обширный. После анализа графские врачи ахнули и объявили, что мы используем какой-то хитрый допинг, который на простых анализах не просматривается. И отобрали у всей команды золото. Король Василь тогда тоже разозлился, сказал, чтобы кровь вернули всю до последней капельки, и запретил своим подданным лечиться в графстве навсегда. Тогда болтали, будто кровь эту чемпионскую все же сохранили и стали ее клонировать и продавать как эликсир молодости… Короче говоря, бред сивой кобылы. Но я на всяких случай скрываю от сослуживцев свое происхождение, никому не рассказываю, что я тоже с острова. Вдруг и мою кровь захотят пустить на эликсир… Впрочем, я не думаю, что кто-то заподозрит, что я с острова, – я выгляжу диким и небритым. К тому же у меня темные волосы и я высокого роста, а островитяне на ангелов похожи, – так считается в графстве.
После бигуса и укола болеутоляющего я снова уснул.
Мне снилась мама. Она жила на Лазурном острове, и отдыхала на веранде своего дома. Она сидела в деревянном кресле-качалке, в тени пальм, и обмахивалась веером. Держалась она очень строго, почти чопорно. Дом ее был большой, каменный, окруженный чугунным забором, а на лужайке росли цветы. Ей там было хорошо. Повидав маму, я полетел дальше, через океан, на Оморикию. У меня было совсем мало времени: я знал, что мне надо было успеть на работу. Я очутился на Царской тропе, у горы Крестовая. По тропе вышагивали Кочевники; они вели под уздцы крупных лошадей. В графстве я тоже работал с лошадьми, поэтому не смог удержаться, чтобы не потрепать гнедого по холке. Мне было весело, я чувствовал себя очень счастливым: я мог легко управлять временем и передвигаться на огромные расстояния. В жизни так не бывает. Такой контроль доступен только шаманам в песнях гор и морей. Здесь же я летал, летал куда только захочу, и безмерное счастье наполняло меня давно забытой легкостью.
Проснулся я в поту и почти голый. Во сне я умудрился стянуть с себя больничный халат, – хорошо еще, что внутривенный катетер остался на месте. Мне было жарко, и жутко болела нога. Я позвонил медсестре. Она спешно подсоединила капельницу с обезболивающим и дала жаропонижающее; постепенно боль утихла, и я вновь погрузился в сон.
На этот раз мне снился мой дом. Мое родовое гнездо, которое я давно оставил и куда приходил только перевести дух. Иногда мне не удавалось сюда попасть, – меня не узнавали. Я иногда пытался пробраться с черного входа, – ведь я хорошо знал все входы и выходы, я здесь провел все свое детство, – меня просто не пускали мои же запоры. Я выставлял эти запоры во время запланированных визитов, чтобы чужой не пробрался, – в итоге иногда я не мог прийти сюда сам. Такое бывало, и не раз. Я помню, как беспомощно стучал я в восточную калитку, – это была шикарная тисовая дверь в белом каменном заборе, и над ней висел фонарь под