Дворянин поневоле
Ерофей Трофимов
Их поменяли местами. Зачем – неизвестно. Но он привык выживать. Всегда и везде.

Читать «Пропавшая пастораль»

0
пока нет оценок

Пропавшая пастораль

Светлана Сервилина

Посвящаю моему мужу Николаю

Светлана Сервилина

Слабый свет фонарика осветил картину. Луч бегло блеснул по холсту и на мгновенье застыл на лице молоденькой девушки. Склоненная головка со светлыми косичками, алые губы с легкой улыбкой. Рядом с пастушкой сидит мохнатый рыжий пес и зорко поглядывает на белых козочек, щиплющих зеленую траву… Раздался слабый щелчок, и фонарик потух. Рука в перчатке потянулась к массивной рамке и ловко сняла ее со стены.

1. Картина маслом

Воскресная съемка в городском центре молодежи закончилась раньше намеченного времени, и сразу после работы журналистка Юлия Симонова направилась в гости к родителям. Домой идти совсем не хотелось. Она чувствовала, что их отношения с Андреем заметно испортились. А, может быть, ей просто так казалось. Майор уголовного розыска Осипов по-прежнему был с ней внимателен и ласков, но в ней самой что-то оборвалось. В последние пару месяцев он часто бывал в служебных командировках, а редкие романтические вечера со свечами превратились в обыкновенное поедание ужина. Юля позвонила, нажав на кнопку звонка, и, через несколько секунд, услышала родной голос с хрипотцой:

— Кто?

— Конь в пальто! — ответила она, неожиданно вспомнив их давнишний шуточный пароль.

Дверь распахнулась, и Людмила Алексеевна, оглядев дочь, с иронией произнесла:

— Пальто — отличное!

— А конь? — засмеялась Юля.

По коридору зашлепали босые ноги.

— Мамуся, привет! — Марта обхватила гостью руками, — А мы с бабулей уроки делаем, — сообщила она.

— Давайте устроим переменку в ваших занятиях? — предложила Юлия, посмотрев на маму и дочь.

Марта захлопала в ладоши, а Людмила, обняв двух своих самых близких девочек, кивнула в сторону кухни:

— Будем ужинать!

Юля заглянула в комнату отца и поинтересовалась его здоровьем. Тот, на секунду оторвавшись от телевизора, ответил:

— Нормально.

— Мама, почему отец со мной не разговаривает? — спросила она, усаживаясь за кухонный стол.

— Не обращай внимания, он сегодня не в духе, — махнула она рукой, — час назад приходила медсестра из поликлиники и неудачно сделала ему укол, нечаянно проколов вену. Вот он и злится на весь мир.

— Понятно, вздохнула Юлия.

— Мамуля, ты будешь «Птичье молоко»? — Марта достала из холодильника коробку с тортом.

— Пусть сначала плов поест, — ответила Людмила Алексеевна своей внучке и поставила тарелку перед дочерью, — а мы составим компанию!

После ужина Юля залезла в свой письменный стол, в нижнем ящике которого еще хранились ее школьные принадлежности. Все остальные полки были заняты учебниками и тетрадями Марты.

— Мам, а где мои конспекты из художественной школы? — спросила она у Людмилы Алексеевны.

— Я их упаковала и убрала на антресоли, чтобы не мешались, — мама кивнула наверх, — хочешь порыться?

— У меня завтра съемка в областной картинной галерее. А я помню, что мы по истории искусств разбирали самые известные полотна, собранные там. Хочу освежить воспоминания.

— Ну, тогда бери стул и ищи.

Не прошло и пяти минут, как Юля, достав сверху пару коробок, обложилась старыми конспектами прямо на полу.

— Мамочка, это ты рисовала? — раскладывая сложенные в рулон листы ватмана, спросила девочка.

— Я, — улыбнулась журналистка, — даже не думала, что мои «художества» сохранились. Столько лет прошло!

— Мать всё бережет, — усмехнулась Людмила Алексеевна.

— Очень красиво! — проговорила Марта, разглядывая натюрморт с большими красными яблоками и керамической вазой, из которой трогательно торчали искусственные веточки гортензии.

— Вот, — обрадовалась Юлия, листая потрепанную общую тетрадь, — лекция о наиболее известных полотнах нашей картинной галереи! Я даже помню, что это нам рассказывала Лилия Борисовна Галицкая, — она посмотрела на свою мать и улыбнулась, — мы все ее так любили.

— Я помню твои восторженные отзывы о ней, — кивнула Людмила Алексеевна, — по-моему, ты никогда её занятия не пропускала!

— Точно! — согласилась журналистка, — Она преподавала в нашей группе живопись и историю искусств. Я заберу конспекты с собой, можно?

— Ну, что ты спрашиваешь? Это же твои записи, — женщина погладила взрослую дочь по голове, — ты такая же увлеченная, как и я.


На первом этаже областной картинной галереи стояли две журналистки. Юля знала их: одна была с радио, другая — из газеты. Она поздоровалась с коллегами и спросила:

— А где братья-телевизионщики?

— Да нет никого кроме нас, — уныло ответила «радистка», — событие так себе: приехала какая-то московская комиссия из Минкульта и для «галочки» посетит несколько местных культурных очагов. Что тут освещать?

— Да, статейка будет скучноватой, — согласилась корреспондентка из газеты и пожала плечами.

— Ну и ладно, — ответила Симонова и поспешила к входу.

Там появился оператор Николаев, нагруженный оборудованием для съемки. Юля ловко поддержала массивную дверь, чтобы он прошёл.

— Я подумал, ты про меня забыла, — буркнул он.

Пока Виктор закреплял камеру на штативе, к журналистам подошла директор картинной галереи Екатерина Дмитриевна Яровая.

— Всё, девочки, приготовьтесь. Только что звонили из Департамента, — она улыбнулась представителям прессы, — скоро гости будут здесь. Пойдемте на второй этаж, там у нас выставлены самые известные полотна.

И уверенно пошла вверх по широкой лестнице с витиеватыми коваными балясинами. Юля невольно залюбовалась директрисой. Именно такой, считала она, должна быть руководитель любой структуры: ухоженной, интеллигентной, со вкусом одетой и умеющей вести разговор. Ей уже не раз приходилось брать интервью у Яровой, и та всегда говорила по делу, красноречиво и с неизменной улыбкой.

Через несколько минут послышались шаги, и появилась высокопоставленная делегация: две женщины и мужчина. Двоих из них Юля знала. Антон Эдуардович Тельманов занимал должность исполняющего обязанности директора Департамента культуры области. Он носил бородку клинышком и неизменную «бабочку» на шее, по-видимому, претендуя на классический образ дирижёра. Рядом семенила его помощница по связям с общественностью — неунывающая Лена Пучкова. Несмотря на возраст, приближающийся к «ягодному», она неизменно носила короткую юбку, и предпочитала красить свои пухлые губы в апельсиновый цвет. Женщина, шагающая уверенной походкой по другую руку Антона Эдуардовича, являлась яркой противоположностью Пучковой. По её внешности можно было без труда определить, что она — из московской комиссии. Только проверяющая региональных коллег могла иметь вид прокурора и величественную прическу из некрашеных волос с благородной проседью. Макияж столичной гостьи был безупречен, так же как и элегантный костюм, идеально сидящий на стройной фигуре. Директор картинной галереи Яровая начала приветственную речь с благодарности местному руководству за помощь в организации экспозиции, а потом поведала о бесценной сокровищнице культурного наследия, выставленного в залах. Она изящно взмахивала кистью руки то в сторону одной картины, то другой, рассказывая о местных художественных достопримечательностях. Немногочисленные посетители медленно двинулись за комиссией и журналистами вдоль стен с живописными полотнами, под монотонные комментарии руководителя. Тетка из министерства молча слушала, сдвинув брови, потом резко подошла ближе к одной из картин и наклонилась, поправив на переносице очки.

— А почему у вас тут копия висит? — строго спросила она, оглянувшись на директора.



— Ну, что вы, Светлана Юрьевна! — та суетливо подскочила к солидной гостье, — У нас в галерее только подлинники!

— Вот эта «Юная пастушка» Огюста Лепажа, по вашему мнению, подлинник? — элегантная дама медленно выпрямилась, метнув взгляд на Екатерину Дмитриевну.

— Конечно, — растерянно проговорила директор.

— Это подделка, снимите её и немедленно отправьте на экспертизу! — тоном, не

Тема
Добавить цитату