Читать «Убийство в Café de flore»

Париж, август, 24, 1934 год

Небольшой дом маркизы по улице Барбе-де-Жуи просматривался сквозь деревья, словно призрак. Постройка XVII века находилась в центре сада, и все птицы квартала слетались в зеленый оазис. Одинокая дама занимала небольшую часть особняка — прилегающие комнаты к черному входу. Никогда не показывающаяся на людях, она держала связь с миром через своего дворецкого, такого же старого, как и сама маркиза. Всю остальную, большую часть дома с главным входом, сняла модная парижская модистка-итальянка с трудно произносимым именем Скиапарелли. Однако парижские друзья и знакомые, во избежание недоразумений, связанных с произношением, называли ее просто Скиап.

Обустроив со свойственной ей неординарностью домик маркизы, Эльза Скиапарелли устраивала вечеринку, с целью ознакомить друзей с новым местом своего проживания. В положенный час к особняку стали съезжаться авто. Звуки клаксонов будоражили сонную тишину вечернего квартала. Доносившаяся музыка джаза играющего граммофона — каприз современных модников Парижа, сливалась с резкими сигналами кадиллаков и такси новоприбывших гостей, образуя какофонию звуков. При этом цикады, обитающие среди зелени сада, звенели так сильно, что их пение не могло заглушить даже это временное недоразумение. Сад — это та роскошь в центре Парижа, которую теперь могла себе позволить Скиап.

Эльза Скиапарелли остановилась перед большим зеркалом, прежде чем предстать перед гостями и на несколько секунд замерла. Столько изменилось с тех пор, как она приехала в Париж! Робкая и никому не известная девушка итальянка была не нужна городу-мечте, и она уехала в Лондон. Головокружительное, быстрое замужество. Рождение дочери и снова — Париж.

Однако скоро приемная ее ателье «Для города для вечера» — на втором этаже по улице Мира, 4, перестала вмещать всех дам, желающих одеваться у талантливого модельера. «Международный симпозиум», как любила она шутить, превратился в «международную пытку». Звезды кино и театра, герцогини, принцессы, княгини, а так же жены банкиров, миллионеров, дипломатов и известных художников, часами сидели в тесном помещении, дожидаясь своей очереди — оказаться за ширмой-исповедальней.

Святая святых — это лакированный, антикварный, складной предмет интерьера, который следовал за Скиап из ателье в ателье по мере ее карьерного роста. Сколько слышал он откровений любовниц и жен знаменитых людей! Сколько видел «изуродованных тел красавиц и прекрасных — уродливых»! Сколько уловок было изобретено, чтобы скрыть недостатки! Выслушав все и взвесив на весах своего вкуса и знаний, она превращала женщин в богинь. Отель Ритц был полон американок, англичанок, шведок, немок и других заказчиц из разных уголков земли и они продолжали прибывать, чтобы толпиться в тесной мансарде знаменитой модистки.

Скиап повезло. Когда уже казалось, что стены ее ателье рухнут, к счастью для нее, знаменитый Дом моды Мадлен Шеруи закрылся, и она с удовольствие выкупила его у бывшей владелицы. Забрав свои заветные ширмы, Скиап перебралась на Вандомскую площадь № 21 под сень любимого Наполеона.

Бывшие Королевские академии и конюшни, спроектированные и построенные самим Мансаром, были прекрасным плацдармом для воплощения ее безумных идей. В отличие от своей конкурентки амбициозной Шанель, Скиапарелли просто развлекалась, выходя из рамок дозволенного в моде, ставя на голову ее проверенные классические устои. Она с удовольствием наслаждалась выражением лиц буржуа, толпами валившие к ней увидеть витрины нового Дома Моды. Как и в детстве, она могла протестовать против раздражающих ее консервативных устоев общества, но теперь «мирным» способом — своим творчеством.

Поправив безукоризненно уложенную прическу, Эльза взяла нераспечатанное письмо возле зеркала и, не глядя на обратный адрес, положила его вглубь ящика столика-консоли. Она знала — мать снова зовет ее в Рим.

Радушная хозяйка принимала гостей в естественной своей манере знатной аристократки, но с грациозностью и шармом парижанки. На ней было одно из вечерних крепдешиновых платьев из ее коллекции тридцатых годов. Длинное в пол, черного цвета с пересекающимися сзади полочками цвета фуксии, оно удлиняло фигуру. В нем она казалась выше, чем была на самом деле. Скиап нельзя было назвать красавицей, но на ее скульптурном лице была печать античных предков с тысячелетней романской историей.

Встречая гостей у входа, у нее для каждого находилось нужное слово, а ее восхищение было искренним. Эльзе помогала американка Беттина Джонс, ее помощница — энергичная блондинка с короткой стрижкой и большими выразительными глазами.

— Дриан, мой дорогой, верный друг! Рада приветствовать Вас в моем скромном доме!

Вместо ответного приветствия художник, славящийся своим остроумием, стал читать нараспев сочиненные им стихи:

— Попрыгунья ласточка

Прилетела из Италии…

— Благодарю, как мило, дорогой Дриан! — Восторженная Эльза казалось, была готова повиснуть у художника на шее и расцеловать его, но воспитание и сдержанность в высших кругах Рима, где она выросла, не позволяли проявить свои эмоции. Впрочем, искры огня, исходящие из ее глаз, красноречиво говорили об ее чувствах.

Поздоровавшись с Беттиной Джонс, которая что-то приветливо ему сказала, художник направился дальше к входной двери, где его уже ожидал дворецкий, чтобы взять шляпу и трость. Слугу — русского происхождения, высокого серьезного мужчину лет сорока пяти, Скиап наняла вместе с горничной француженкой недавно и была довольна ими даже больше, чем новой квартирой в саду.

Едва Дриан скрылся в проеме ярко освещенного входа, как появился новый гость, и снова — свежие чувства и радушная встреча.

— Бебе Берар! Как я рада видеть тебя по-прежнему веселым! И… — чуть низковатый голос хозяйки неожиданно стал высоким, почти сопрано, когда она заметила в его руках маленькую, белую собачонку. — … Жасент! Тебя я особенно рада видеть, моя пушистая мадмуазель! Надеюсь, тебе понравится резвиться в саду! — Затем, уже в следующую секунду обращаясь к Берару, которого всячески переманивала в свой Дом Моды Шанель, вкрадчиво-бархатным голосом спросила:

— Дорогой Бебе, надеюсь, ты уже не сердишься на меня из-за твоих бесподобных ширм?

После такого комплимента его Жасент, сердце Кристиана Берара, еще слегка омраченное из-за истории с ширмами, окончательно успокоилось, а его легкое недовольство растаяло. Тут же Берара перехватила чуткая Беттина Джонс, еще больше поднявшая настроение пострадавшему из-за невнимания Скиапарелли художнику.

Гости продолжали прибывать, а неутомимая хозяйка, окрыленная своей миссией приветствовать знаменитых, высокородных и самых близких друзей, казалось, излучала свечение.

— Дали, Галла — вы как всегда лучше всех! Ваши усы, мой друг, просто скульптурное произведение искусство! Осталось лишь позолотить их и — хоть в музей!

— Благодарю, графиня. Когда-нибудь я именно так и сделаю. — Сдержанно, но явно довольный, вызванной реакцией, заметил все более набирающий мировую популярность ультрамодный художник-сюрреалист.

— Леонор Фини! Какая головная повязка! Надеюсь это не от Шанель!? Вы сами ее доделали? Изумительно! Ваше сюрреалистическое видение меня вдохновляет! Хорст! Ван Донген! — раздавался время от времени ее приветливый голос.

Наконец, рычание моторов затихло. Пауза длилась не долго. За это время хозяйка успела переговорить с помощницей, дать распоряжение дворецкому. Однако вновь прибывшие гости снова поглотили все ее внимание.

— Графиня де