Читать «Нейромантик»

Небо над портом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал.

Проталкиваясь через толпу перед дверями «Чата», Кейс услышал, как кто-то сказал:

– Не то чтобы мне все это нравилось. Просто мой организм уже привык к тому, что я в него вкачиваю.

Голос, похоже, принадлежал человеку из Мурашовника, и шутка явно родилась там же. «Чатсубо» – бар для профессиональных иммигрантов, сбежавших из своей страны; здесь можно выпивать неделями, не услышав и пары слов на японском.

Заправлял этим баром Рац.

Сейчас он наполнял пивом «Кайрин» бокалы на подносах, и его протез на месте отсутствующей руки монотонно щелкал и подергивался. Рац заметил Кейса и улыбнулся, ощерив ряд уже порядком подпорченных ржавчиной стальных зубов восточноевропейской работы. Кейс разыскал себе место за стойкой, между неприглядным загаром одной из шлюх Лонни Зона и чистенькой униформой высокого африканца, чьи щеки украшали ровные ряды ритуальных шрамов.

– Сразу после открытия заходил Вейдж с двумя своими парнями, – сказал Рац Кейсу, подавая ему здоровой рукой через стойку кружку с пивом. – У тебя с ним какие-то дела, Кейс?

Кейс пожал плечами. Девчонка, сидевшая справа, прыснула и легонько подтолкнула его локтем в бок.

Улыбка бармена стала еще шире. Уродство хозяина «Чата» породило немало легенд. В эру общедоступной красоты полное ее отсутствие придавало Рацу вид почти геральдический. Антикварная рука хозяина заведения, когда он потянулся за очередной кружкой, издала ноющий звук. Протез был армейский, русского производства: многофункциональный манипулятор с усиленной обратной связью и неряшливым покрытием из розового пластика.

– Ты артист, герр Кейс, лучше не скажешь, – Рац хрюкнул – этот звук заменял ему смех – и почесал розовой клешней пузо, туго обтянутое белой майкой. – Артист полукомического жанра.

– Точно. – Кейс отхлебнул пива. – Кто-то же должен здесь у тебя хохмить. Самому-то тебе слабо.

Хихиканье девчонки стало выше на целую октаву.

– К тебе это тоже относится, сестренка. Линяй отсюда, ага? Зон – один из моих друзей.

Девушка посмотрела Кейсу в глаза и изобразила плевок, но тем и ограничилась. Затем молча встала и отошла.

– Господи, – вздохнул Кейс, – что у тебя тут за притон? Нельзя человеку выпить спокойно.

– Ха, – сказал Рац, протирая тряпкой исцарапанную стойку. – За нее Зон мне отстегивает. А еще они развлекают клиентов – это мне тоже на пользу.

Кейс поднял бокал с пивом, и тут вдруг наступил странный миг безмолвия, как будто в сотне независимых друг от друга разговоров одновременно наступил перерыв. В тишине снова звонко и истерично хихикнула шлюшка.

Рац хрюкнул.

– Ангел пролетел.

– Китайский, – промычал, обращаясь к Кейсу, пьяный австралиец. – Ох уж эти чертовы китайцы… Однако изобрели сращивание нервов… А я вот всегда согласен на любую нервную работенку… Имей в виду, приятель.

– Ну вот, – сказал Кейс своему бокалу, и вся накопленная за последние дни горечь внезапно поднялась в нем, подобно волне желчи, – у меня и без того все так дерьмово…

Японцы успели забыть о нейрохирургии больше, чем китайцы когда-либо знали. Подпольные клиники Тибы слыли самыми передовыми, их техническое обеспечение от месяца к месяцу улучшалось, но даже здесь невозможно было устранить те повреждения нервной системы, которые Кейс получил в отеле «Мемфис».

Прошел уже целый год, а он все еще грезил инфопространством, хотя от ночи к ночи его мечты блекли. Кейс набрал отличный темп, научился лавировать и срезать углы жизни в Ночном Городе, но все еще видел во сне Матрицу, сверкающие перекрестья логических взаимосвязей, раскинувшиеся в бесцветной и безграничной пустоте…

Дом и Мурашовник остались далеко за Тихим океаном, возвращение казалось делом сложным и маловероятным, а сам он теперь далеко уже не человек-терминал и не ковбой инфопространства, не то, что прежде. Заурядный делец, старающийся забраться чуть выше прочих и заработать свое. Но сны посещали его в японских гостиницах подобно видениям вуду, и он кричал и кричал во сне и просыпался в темноте, один, скрючившись на гостиничной койке, словно в гробу; его руки впивались в матрас, и мягкий пластик выпирал между пальцами, старающимися дотянуться до клавиатуры, которой здесь не было.

– Вчера вечером я видел твою подругу, – сообщил Кейсу Рац, передавая ему следующую порцию пива.

– У меня, вообще-то, подружки нет, – отозвался Кейс и отпил из бокала.

– Мисс Линду Ли.

Кейс покачал головой.

– Нет девушки? Нет ничего? Только делишки? Только биз', мой друг-артист? Вся жизнь посвящена коммерции?

Маленькие глазки бармена, гнездившиеся в глубине складок морщинистой плоти, буравили лицо Кейса.

– Скажу тебе откровенно, в ее обществе ты мне нравишься больше. С ней ты чаще улыбаешься. А при нынешней-то жизни через пару-тройку недель в своей хмурости ты достигнешь наконец вершин артистизма и тебя разберут на запчасти в какой-нибудь клинике.

– Ты просто разбиваешь мне сердце, Рац.

Кейс допил пиво, расплатился и направился к двери, сутуля узкие плечи под вылинявшим от дождей нейлоном ветровки защитного цвета. Пробираясь сквозь нинсейские толпы, он чувствовал запах собственного застоявшегося пота.

Кейсу было двадцать четыре. В двадцать два он еще был ковбоем, пронырой, одним из лучших во всем Мурашовнике. Его натаскивали самые классные спецы – Мак-Кой Поули и Бобби Квин, легенды биза. Продукт и молодости и сноровки, подключенный к переходнику инфопространства, преобразующего его бестелесную сознательную сущность в череду согласованных галлюцинаций, из которых и образовывалась Матрица, Кейс восторженно работал на износ. Вор, он работал на других, более богатых воров; его наниматели занимались разработкой экзотических программных продуктов – программ для проникновения сквозь блистательные заграждения защитных систем корпораций и отпирания дверей к богатейшим информационным полям.

Он сделал классическую ошибку – из тех, по поводу которых клялся никогда ничего подобного не совершать. Он украл у своих хозяев. Придержал кое-что для себя и попытался переправить за кордон, в Амстердам. Кейс до сих пор не мог понять, как все-таки его засекли, хотя теперь это уже не имело значения. Кейс ждал смерти, но ему только приветливо улыбались. Конечно, его всегда будут рады видеть, но только как человека со стороны, с деньгами. Которых у него теперь не будет. Потому что – улыбка не сходила с их уст – они сделают так, что он уже никогда не сможет работать так, как работал.

А затем они повредили его нервную систему русским боевым микотоксином.

Привязанный к кровати в отеле «Мемфис», он галлюцинировал тридцать часов подряд, а его талант выгорал, микрон за микроном.

Повреждение, нанесенное ему, было минимальным, неуловимым и эффективным до предела.

Для Кейса, который жил только ради восторженного бестелесного пространствования в мнимой реальности, это было Падением. В барах, где его знали как лихого малого, сорвиголову, ему порекомендовали снадобья, облегчающие страдания тела.