Читать «Отважный юноша на летящей трапеции (сборник)»

В декабре 1933 года Уильям Сароян получил письмо от редакторов журнала «Стори» Вита Барнета и его супруги Марты Фоли, в котором сообщалось, что его рассказ «Отважный юноша на летящей трапеции» будет напечатан в февральском номере журнала. Здесь печатались такие выдающиеся авторы, как Шервуд Андерсон, Эрскин Колдуэл, Уильям Фолкнер, Гертруда Стайн и другие; а теперь и ему, Сарояну, предоставлялась возможность стать членом этого эксклюзивного клуба. Благодаря этой публикации Сароян впервые получил доступ к общенациональной аудитории (до этого его рассказы печатались во второразрядных журналах).

Сароян решает не останавливаться на достигнутом и начинает писать по одному рассказу в день. Написанное, по два-три рассказа, он посылает своим новым знакомым. В. Барнет и М. Фоли приветствуют инициативу Сарояна и требуют новых рассказов. За один месяц Сароян написал 35—36 рассказов, из которых редакторы отобрали 26. Эти рассказы и вошли в первый сборник рассказов Сарояна «Отважный юноша на летящей трапеции», напечатанный в октябре 1934 года издательством «Рэндом хаус». По вполне понятным причинам книга была напечатана с посвящением Виту Барнету и Марте Фоли.

Среди множества книг, напечатанных в том году на бескрайних просторах Америки, журнал «Тайм» безошибочно разглядел своеобразный стиль Сарояна и откликнулся статьей «Надвигается циклон?» [1] , которая начиналась так: «На прошлой неделе на американском горизонте появился новый писатель. На первый взгляд, размером не больше ладони, это любопытное явление обещает перемену погоды, а может, и циклон». Отмечалось, что в произведениях Сарояна отсутствует сюжет и это, возможно, озадачит читателей, воспитанных на старых традициях короткого рассказа.

Прогноз рецензента сбылся быстрее, чем ожидалось. Выход первой книги Сарояна действительно вызвал бурю негодования у Э. Хемингуэя, которого оскорбили высказывания Сарояна о нем в рассказе «Семьдесят тысяч ассирийцев». В журнале «Эсквайр» (январь 1935) Хемингуэй разразился грубой статьей в адрес Сарояна, а заодно и другого армянина — Майкла Арлена (Тиграна Куюмджяна). Отношения Сарояна и Хемингуэя не улучшились ни десять, ни двадцать лет спустя.

Однако этот окрик и несколько нелицеприятных отзывов в прессе потонули в хоре восторженных голосов критики. Издательство анонсировало выход книги как: «Новое громкое имя в жанре короткого рассказа — САРОЯН! Вот уже много лет ни один автор коротких рассказов не вызывал такого всеобщего интереса и оживления. Он — самый обсуждаемый и востребованный молодой писатель в Америке. Его талант так же ярок, как у Фолкнера, Драйзера и Ларднера».

С легкой руки Гертруды Стайн, поколение, прошедшее Первую мировую войну, окрестили «потерянным». Эти слова, адресованные Хемингуэю, распространились на всех, кто выжил в той войне и не нашел себе места в мирное время.

В 1929 году началась Великая депрессия, которая продолжалась до начала Второй мировой войны. Миллионы молодых работоспособных людей, пострадавших от безработицы и безысходности тех лет, литературовед и писатель Харлан Хетчер [2]  назвал «вторым потерянным поколением». Причем он признал Уильяма Сарояна одним из выразителей чаяний и надежд этого поколения в американской литературе:

«В рассказе «Отважный юноша на летящей трапеции» Уильям Сароян сообщает мощный драматизм статистике, столь знакомой каждому стороннему наблюдателю. Этот яркий рассказ и одноименный сборник (1934) стали национальной сенсацией благодаря взрывному эмоциональному воздействию, которое оказывает сдержанное описание одного из молодых членов этого самого второго потерянного поколения, обреченного на голод и отчаяние. Усилия Сарояна, направленные на то, чтобы разогнать апатию общества к человеческой стороне этой трагедии, вылились в новый сборник рассказов «Вдох и выдох» (1936). Лучшие из этих зарисовок обнажают его собственную подавленность и безысходность его безработных современников… И Сароян — лишь один из десятков авторов коротких рассказов, формирующих облик этого второго потерянного поколения».

В 1934 году Сароян писал о Депрессии, тоже сравнивая ее с войной:

«Много грустных разговоров ведется про Великую войну. А что сказать про нынешнюю войну? Разве она менее реальна только потому, что убивает с меньшей жесткостью, менее жутким ударом и более продолжительными страданиями?»

В самом деле, о тяготах и лишениях, выпавших на долю своих современников, Сароян знал не понаслышке. Вот из какой реальности возник рассказ Сарояна «Отважный юноша на летящей трапеции», который принес ему мгновенное признание. Если бы эти испытания выпали только на долю Сарояна, то, может, рассказ не вызвал бы такого резонанса. Однако именно потому, что в плачевном состоянии оказались миллионы, рассказ нашел широкий отклик у людей, увидевших в «отважном юноше» образ своего поколения. Проза времен Великой депрессии тридцатых годов ХХ века актуальна и сегодня, во времена экономических кризисов и дефолтов, сотрясающих целые страны и континенты. В этом смысле проза Сарояна может быть востребована в нынешние непростые времена, как в далеком 1934 году.

В Америке, в разгар Великой депрессии, экономической и духовной, Уильям Сароян нашел силы восхищаться чудом жизни и призывал к этому других. Испытавший на себе все тяготы безработицы, не признанный как писатель, не понятый друзьями и близкими в своем стремлении стать литератором, Сароян знал о драматических событиях того времени не понаслышке. И все же он упорно шел к своей цели, твердо убежденный в собственной исключительности, и не прислушивался к советам доброхотов. Сарояну всегда хватало мужества плыть против течения, идти наперекор толпе, обществу, правилам и законам, даже если это причиняло ему боль.

Уильям Стоунхилл Сароян, четвертый ребенок Арменака и Тагуи Сароянов из Битлиса, появился на свет 31 августа 1908 года в городе Фресно, штат Калифорния. Здесь после долгих странствий нашли пристанище тысячи армян, переселившихся из Западной Армении, спасаясь от геноцида в Османской империи.

Сын поэта и проповедника Арменака Сарояна, умершего в 36 лет от перитонита, Уильям Сароян поднял оброненное отцом перо. Вопреки поучениям благоразумной родни, тяготам и лишениям безвестности и безденежья он выбрал трудное литературное поприще и блестяще проявил на нем свой талант. Десятками книг он доказал свою правоту всем, кто в него не верил. Однажды он заявил: «Я поступаю, как мне заблагорассудится, и хочу, чтобы меня не поняли правильно».

Откуда в нем эта внутренняя свобода, неприятие условностей и навязываемых установлений, нежелание вписываться в привычные рамки, что постоянно приводило к столкновениям в семье, в армии, в театре, в кино и бог весть где еще? Неужели этому способствовали пять лет, проведенных в детском доме? Или школа, из которой его выгнали? А может, на него подействовал вольный воздух страны, куда бежала его семья со «старой родины», спасаясь от турецкого ятагана, и где родился он, не испытавший османского ига и клейма «гяура»? Скорее всего, сильный природный талант пробился сам собой, как травинка сквозь асфальт. Новую поросль детей, родившихся