Валентин Пикуль
Пером и шпагой
Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не любит своей истории!
В. М. Васнецов
НАЧНЕМ С КОНЦА
В ночь на 21 марта 1810 года французскому консулу при Сент-Джемском дворе, барону Сегье, крупно везло. Он играл в доме леди Пэмброк-Монтгомери, урожденной графини Воронцовой, лихорадочно делая ставки на удвоение.
Время было уже далеко за полночь, когда лакей, обнося игроков крепким чаем, протянул Сегье поднос, на котором лежало письмо:
— Курьер из посольства. Извольте, барон. Поглощенный выигрышем, консул наспех рванул конверт:
— Извините, господа. Я не задержу вас… И вдруг вскочил, отбросив карты (и все заметили, что удачливый Сегье играл совсем без козырей).
— Война? — переглянулись русские. — Опять война?
— Нет, нет, — утешил их Сегье, чем-то взволнованный. Легкомысленная красавица Екатерина Багратион, которая, колеся всю жизнь по Европе, давно уже забыла и мужа и отечество, вдруг раскапризничалась:
— Барон, вы меня интригуете, и я не смогу отыграться… Консул глянул на рассыпанные перед ним карты:
— Прошу прощения, я вынужден срочно покинуть вас. Семен Романович Воронцов (отец хозяйки дома) спросил француза небрежно, с равнодушием старого прожженного дипломата:
— Что случилось, дорогой Сегье?.. — Воронцов сделал паузу. — Ежели это не секрет?.. — Опять пауза. — Секрет вашего строптивого императора?
— Господа! — объявил консул. — Секрета никакого нет… Только что отошла в лучший мир девица и кавалер Женевьева де Еон, которая в молодости была послом Версаля при таких высоких дворах, как Санкт-Петербургский и Сент-Джемский!
Лица игроков вытянулись.
— Я уже забыл про эту кляузную старуху, — удивился лорд Пэмброк, фыркнув. — Ах, сколько было шуму из-за этой женщины!..
Посольский кеб, стуча колесами по камням, довез Сегье до пустынной улочки Нью-Уилмен; дежурный констебль поднял фонарь, присматриваясь:
— Кто идет? Отзовитесь…
Сегье захлопнул за собой лакированную дверцу кеба:
— Идет консул Наполеона — императора всех французов!
Полицейский услужливо осветил фонарем подъезд дома — черный, как провал рудничного штрека, давно заброшенного. В пролете лестницы из-под ног Сегье шарахнулась бездомная кошка. Шаткие перила колебались над темью колодца.
На площадке верхнего этажа вдруг брызнуло светом из раскрытых дверей.
— Прибыл консул, — возвестил констебль. Королевский хирург, сэр Томас Кампеланд, раскрыл саквояж и, засучив рукава, натянул длинные шелковые перчатки.
— Великолепно, — сказал он. — Во имя закона и справедливости приступим к осмотру, пока бренное тело покойницы еще хранит тепло прошлой жизни…
Барон Сегье осмотрелся. Бог мой! Он даже не знал, что девица де Еон, этот таинственный дипломат и забытая писательница Франции, жила в такой отвратительной бедности. Почти голые стены, холодный камин, заброшенное рукоделие на пяльцах.
И всюду — шпаги, шпаги, шпаги!..
К нему подошла мадам Колль — приживалка покойницы.
— Когда это случилось? — шепотом спросил ее консул.
— Около полуночи, месье.
— Бумаги, — намекнул Сегье. — Бумаги.., где? Мадам Колль кивнула в угол. Там лежал большой узел, завернутый в шкуру медведя, до полу свисали печати короля и пахло сургучом. Англичане — опередили. «Как всегда…» Впрочем, в этой поспешной описи имущества ничего не было удивительного, ибо полиция Лондона давно подозревала покойницу в чеканке фальшивых денег…
— Внимание! — провозгласил Кампеланд. — Понятых, прокурора и консула прошу сюда подойти… Ближе, ближе.
Сегье шагнул к неряшливой постели, на которой лежала маленькая, но величавая покойница с желтым личиком. Тонкие губы старухи еще хранили предсмертную улыбку, и один глаз ее тускло взирал на любопытных гостей.
— Начинаем, — сказал хирург.
— Постойте, сэр! — остановил его прокурор и повернулся к понятым. — Джентльмены, — произнес он, взмахнув шляпой, — надеюсь, вам известно то высокое официальное положение, какое прежде занимала в этом мире покойница. А потому прошу отнестись к процедуре осмотра со всем вниманием… Начинайте, сэр!
— Извольте, — ответил Кампеланд, и с покойницы слетело тряпье одеял, пошитых из цветных лоскутьев; затем нищенские юбки взлетели кверху, обнажая стройные мускулистые ноги. — Смотрите!..
И барон Сегье подхватил мадам Колль, которая вдруг рухнула в обморок.
— Все ясно, — сказал врач, сбрасывая перчатки, — покойница никогда и не была женщиной… Можете убедиться сами: великий пересмешник Бомарше был одурачен, и он (ха-ха!) напрасно предлагал ей руку и сердце.
Мадам Колль с трудом обрела сознание:
— Но я-то, господа.., я ничего не знала. Клянусь! Барон Сегье был растерян более других:
— Что же мне отписать в Париж императору?
И, захлопнув саквояж, грустно усмехнулся Кампеланд:
— Что видели, то и опишите, господин консул…
На рассвете к смертному ложу де Еона подсел с мольбертом художник, и через несколько дней книготорговцы Лондона выбросили на прилавки свежие оттиски гравюр. Эти гравюры были не совсем приличны с точки зрения моего современника, но тогда, в самом начале прошлого столетия, они красноречиво убеждали всякого, что кавалерша де Еон была мужчиной. «И без всякой примеси иного пола!» — как гласило официальное заключение, заверенное понятыми и нотариусом Тайна мистификации секретной дипломатии XVIII века, казалось, была разрешена навсегда.
Но это только казалось.
И когда отгремели наполеоновские войны, человечество вдруг снова вспомнило о «девице де Еон».
Горячился и Дюма-отец (еще молодой, еще не отец). — Англичане плуты!
— вещал Дюма. — Кой черт — мужчина? И здесь нас провели… Конечно — женщина, да еще невинная, будь я проклят! Неужели же автор «Фигаро», сам великий прохвост, мог так ошибаться? И девица де Еон, этот бесстрашный драгун в юбке, ведь дала же согласие на брак с ним. Хороша была бы их первая ночка, если бы Бомарше напоролся на мужчину! Нет, друзья, англичане
— плуты известные, но мы, французы, не дадим себя одурачить. Так о чем разговор?
* * *В основном разговор пойдет о секретной дипломатии. Пусть грохочет оружие и стучат котурны женских туфель; пусть трещат, заглушая пальбу мушкетов, старомодные равбы статс-дам, а пудра столбом летит с дурацких париков. Пусть…
Дорогой друг и читатель, наберемся мужества: кареты уже поданы, и нас давно ждут в Версале.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. ПОДСТУПЫ
ЗАНАВЕС
Это было время войн, еретичества и философии…
Когда границы Европы, такие путаные, определяли свои контуры, едва-едва схожие с современными.
Германии еще не было как единого государства, но Пруссия существовала, тревожа мир замыслами своих агрессий.
Это была сильная держава, и ее — боялись.
Колониальные войны уже начались.
Англия, разбогатев на торговле, укрепляла традиции своей политики; в ней хозяйничал Питт-старший, сколачивая, как корабль, громоздкую Британскую империю.
Читались научные трактаты, смаковался разврат и громыхали пушки. Сотни людей обогащались на торговле неграми, а потом, меценатствуя, умирали в нищете, всеми забытые.
В дворцах и хижинах свирепствовала оспа, одинаково уродуя лица принцесс и базарных торговок. Не верьте воздушным прелестям портретов былого — их оригиналы были корявыми!
Пираты делались адмиралами и пэрами Англии, а нелюдимые рыцари Мальтийского ордена вели затяжную войну с алжирскими корсарами.
Инквизиция еще не была уничтожена; площади городов украшали распятия и виселицы; людей клеймили каленым железом.
А на Москве поймали как раз Ваньку Каина, и он пел свои озорные песни, позже ставшие «народными».
Крепости уже не имели тогда прежнего значения — их научились обходить. Но считалось за честь взять