Читать «Пустыня Всадников»

Мэши подняла голову и последний раз бросила взгляд на Город. Каменные дома лепились к скалам и уходили вверх, почти до самых вершин, в точности повторяя неправильную окружность скальной гряды. Плоские крыши самого верхнего яруса чуть-чуть не доставали до плато, на котором тонкими, ровными линиями вырисовывались сторожевые башенки.

Густо-сиреневое небо казалось плотным куполом, накрывающим Город. А белый круглый Буймиш, слабо выглядывающий большим боком из-за гряды, напоминал огромный фонарь. Вернее, только бок этого фонаря. Дневное светило уже успело опуститься, и Буймиш теперь разливал теплое, бледно-розовое свечение и на стены домов, и на верхушки Городских гор.

Мэши подумала, что, когда была маленькой, Буймиш казался живым, и она разговаривала с ним по ночам, выглядывая в окно. До тех пор, пока старший брат не объяснил, что это всего лишь планета, вокруг которой вращается их сиреневая Эльша. А они живут себе на Эльше и даже не чувствуют, как плывут вокруг Буймиша.

Мэши тогда страшно удивилась. Она подумала, что такого и быть не может. Если бы они действительно летали на Эльше вокруг Буймиша, она бы могла это почувствовать. Она бы точно почувствовала. Но брат только засмеялся и велел спросить у отца.

— Пойдем уже… — Отцовский голос вернул к действительности.

Мэши надвинула плотнее капюшон, вздохнула.

— Я сейчас, — шепнула совсем тихо.

Ей непременно хотелось отыскать темные окна их дома. Он находился на третьем ярусе, и в стенах его попадались розовые и красные камни. Отец говорил, что купил дом в тот год, когда у них с матерью родился первый сын. Мэши всю жизнь прожила в нем, все шестнадцать полных Буймишей. То есть шестнадцать раз Буймиш поднимался в самый зенит над Городом. Другого дома у Мэши не было.

А теперь вот они с отцом покидают его навсегда. Наверное, навсегда.

Мэши не спрашивала, вернутся ли они когда-нибудь. К чему задавать глупые вопросы? Как только отец проведет через потайной проход за Городскую гряду, они станут предателями, и пути назад не будет.

Мэши решительно отвернулась и зашагала по гладкой каменной дорожке.

Выбраться из Города не просто. Вот об этом она и спросила сегодня днем отца, когда вернулись с Городского собрания. Спросила коротко и резко, едва поднялись по подъемнику на тот уровень, где находился их дом.

Отец поднял брови и сурово велел:

— Молчи!

Одно слово, но столько в нем было гнева и ярости, что Мэши удивленно глянула на отца. Она давненько не видела его таким. Наверное, с той самой поры, как ушла мама.

А едва попали через переход в свой дом и автоматическая дверь щелкнула, возвещая о том, что сработали замки, отец схватил вместительный кожаный рюкзак, бросил его на широкую кровать в одной из домашних ниш — той самой, где когда-то спала мама, — и распорядился:

— Собирай вещи, мы уходим.

— Как мы выйдем? — Это единственное, что хотела знать Мэши. Все остальное было понятным, как узоры на спине домашней ящерицы Хамийе.

— Я знаю проход. Там нас не задержат, в тех местах наши не появляются. Потому что там Настоящая Земля, кусок Настоящей Земли.

— Как же пройдем мы?

— Очень быстро. Нас с тобой только двое, Деревья не успеют нас почувствовать. Это единственный выход отсюда.

Городские собрания проходили каждый год. И каждый год имена шестнадцатилетних мальчиков составляли список будущих ополченцев. А на следующий день крутили жребий — традиционный каменный барабан, — и несколько десятков избранных уходили служить в ополчение. Навсегда. На всю жизнь.

Так однажды ушли и два старших брата Мэши.

Остальные мальчики продолжали жить в Городе и записывались на курсы будущих профессий. Кому-то хотелось стать земледельцем, кому-то заводчиком ящериц, а кому-то — строить ярусы и дома из тяжелых гладких камней. Братья Мэши надеялись стать строителями, они не раз это говорили.

Но они стали никем. Барабан жребия выдал их имена, а через пару лет пришла весть, что они оба погибли в схватке с драконами. Смерть их была героической и почетной, они защищали Города от нападения Всадников. И память о них будет жить всегда.

Только что толку, когда от твоих братьев остается только память, и больше ничего? Разве это утешит? Разве это вселит радость в когда-то шумный и веселый дом?

Пустые комнаты стали холодными и тихими. В них иногда шастал золотистый Хамийе, шлепал своими смешными шестью лапами, тащил длинный радужный хвост и долго втягивал воздух носиком. Шум его движений долетал до Мэши, она вздрагивала, и ей казалось, что это братья ходят в своих комнатах и что достаточно выбежать в общий коридор, чтобы их увидеть.

И она выбегала. И долго стояла, прислушиваясь и не решаясь заглянуть в арки проходов.

Она знала, что братья уже никогда не появятся дома. И никогда не отпустят своих колких шуток.

Это было так тяжело, что Мэши возвращалась к себе и плакала, сидя на полу. Вытирала слезы ладонями, а глупый Хамийе терся хвостом о ее колени и вытягивал узкий, длинный язык. Он совсем не знал братьев, отец купил его, когда старшие мальчики покинули дом и вступили в ополчение.

У братьев была небольшая разница в возрасте — Ханш был старше Роша всего на один год, на один полный цикл Буймиша. Им выпал жребий служить вместе.

Так случилось, такая была судьба у них.

И старейшины Города сказали то же самое. Такая судьба.

А на сегодняшнем собрании один из старейшин объявил, что мальчиков этого года слишком мало и если восемьдесят человек отправятся в ополчение, то в Городе останется всего чуть больше сотни будущих мужчин. И это не дело.

— Потому, — невозмутимо продолжал старейшина, — мы решили на Совете, что в список для жребия в этом году войдут и девочки. Это будет справедливое решение.

Старейшина поклонился, пригладил узкими ладонями длинные белые пряди волос и задрал подбородок, обводя взглядом сидящих кругом родителей. Всех родителей, чьи дети в этом году достигли шестнадцатилетия.

Мэши сидела рядом с отцом, а на плече у нее растянулся Хамийе. Хвост его спускался до локтя правой руки и смешно щекотал кожу. В зале было тепло: работали низкие обогреватели у стены. Но Мэши вдруг почувствовала ледяной озноб, пробегающий по плечам и спине. Потому поплотнее запахнула серую курточку и спрятала запястья в рукава. Бросила взгляд на отца, но тот оставался невозмутимым.