Фергюссону шел тридцать шестой год, и он считался весьма опытным пограничником, но его подвели излишняя самонадеянность и спокойный тон начальника сектора, пославшего его сюда с проверкой. Да и к открытому нападению он готов не был, хотя и знал об отношении обычных людей к интраморфам.
«Компании», о которой говорил Малиновский, не существовало изначально. Те четверо, которых почуял Фергюссон, на самом деле оказались витсами — высокоинтеллектуальными техническими системами,— демонстрирующими для отвлечения внимания пограничника эротическую сцену, и лишь пятый был человеком в маскировочном костюме «хамелеон». Подождав, пока пограничник войдет, он с ходу со спины атаковал Фергюссона из парализатора на уровне полного пси-подавления воли. Пси-импульс был рассчитан именно на паранорма, обычный человек вообще умер бы тут же, мгновенно, пограничника же лишь оглушило. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы киллер приблизился и набросил на голову Фредерика пси-ловушку, дезорганизующую работу нервной системы.
Пограничник жил еще несколько минут после снятия зонда, разрушающего мозг, и остановки сердца и даже успел выстрелить в потолок из штатного «универсала», но сообщить о нападении на базу уже не смог.
Глава вторая
НАГУАЛЬ
Утро выдалось росистым, солнечным и свежим.
Ставр вдохнул воздух всей грудью, задержал выдох на несколько минут и, ощущая желание закричать во все горло, прыгнул с обрыва в озеро. В хорошем темпе переплыв его под водой трижды, что составило чуть больше ста метров, он полежал на поверхности, затем вернулся обратно на берег и час занимался ежеутренним тренингом с динго-двойником. Еще час медитировал с выходом в поле Сил, то есть в общее энергоинформационное поле; просеивая сообщения, узнал последние новости и вернулся из странствий на верхние этажи эйдоинформ-океана, почти не потеряв настроения. Информации для размышлений хватало, в том числе и относящейся к области его интересов, но в настоящее время считалось, что Ставр Панкратов находится в законном отпуске и происшествия любых уровней касаться его не должны. На самом деле все обстояло наоборот, и он был вызван сюда, во-первых, для получения задания, а во-вторых, для встречи с другим агентом класса ультра-си, с которым ему предстояло работать в паре.
Искупавшись в озере еще раз, Ставр позавтракал жареными грибами и земляничным компотом — готовил сам, по старинке, на костре — и завалился в полудреме на лужайке у обреза воды с другой стороны озера, где берег был ниже. Таким образом он проводил уже третьи сутки, успел загореть, расслабиться и наполнить душу и тело тишиной природы, зная, что подобного кайфа не может себе позволить ни один крутой спец «контр-2». Видимо, руководство решило дать ему отвлечься перед важным делом, справедливо полагая, что отдых в уединении на лоне природы не приедается. Правда, Ставру дали понять, что в случае, если агент не появится, он обязан прибыть к месту основной работы не позднее двадцать первого июня, хотя он и сам отлично понимал значение слова «ответственность».
С другой стороны, ничего не произошло бы, задержись он здесь подольше. Во-первых, потому что его всегда могли найти те, кто был заинтересован в его присутствии, а во-вторых, жить свободно и независимо позволяли принципы современного социума: от каждого — минимальная отдача для обеспечения прожиточного уровня, соблюдение максимального невмешательства в дела соседа и каждому — максимальная свобода для реализации собственных творческих планов, не в ущерб, разумеется, живущему рядом. Если бы Ставр Панкратов был при этом обычным среднестатистическим гражданином Федерального союза Земли, соблюдающим все нормы и законы общежития...
Это местечко, предназначенное для встречи, на берегу небольшого, но глубокого озерца, питаемого родниками и ручьями, он отыскал в густых лесах под Владимиром не сразу и справедливо считал своим. Туристы пока еще сей район не облюбовали, а лесники если и посещали, то редко.
Место и в самом деле было исключительным по красоте и покою: склон холма обрывался в озеро, будто срезанный ножом, а к лужайке под обрывом идеальным образом была подогнана опушка елового леса с великолепным малинником и земляничной поляной. Озеро, метров сорок в диаметре, было глубоким и совершенно прозрачным до чистейшего песчаного дна, а окружали его столетние ели и клены, так и просившиеся на полотно художника. Ставр художником не был, но толк в красоте и гармонии понимал.
Что-то зажужжало над лицом. Он с любопытством открыл глаз: насекомые обычно облетали его стороной.
Это был здоровенный, чуть ли не с кулак величиной, и с огромным жалом шершень, пушистый, золотисто-коричневый, полосатый, сверкающий драгоценными камнями на крыльях.
— С жалом ты переборщил, — лениво пробормотал Ставр, закрыл глаз. Никакой это был не шершень, а терафим — личный киб-интеллект (сокращенно инк) по имени Фил, пси-защитник, пси-лекарь и блок информации. Терафимы, по сути, представляли собой сгустки полей, саморегулирующиеся полевые структуры, а функционально — квазиживые информационные преобразователи, обладающие зачатками интеллекта и в некоторых пределах — свободой воли. Они могли внедряться в любой предмет, становиться невидимыми — для обычных людей, конечно — или создавать себе любой облик. Терафим Ставра любил забавляться и нередко преподносил хозяину сюрпризы, а также вечно бурчал по поводу имени, которое ему дали при рождении. Не нравилось оно ему.
«Я тут кое-что откопал занятное, — сообщил он в пси-диапазоне. — Не изволите полюбопытствовать? И вообще — хватит спать! Вон пузо уже отрастил».
«Не мешай, — так же мысленно отмахнулся Ставр. — Никакого пуза я отрастить не успел. А ты небось наткнулся на муравейник».
«Что я, муравейников не видел? Это какая-то странная штуковина. В моей памяти сведений о подобных объектах не содержится. Пошли посмотрим, хоть жирок растрясешь».
Ставр подумал немного и сел, потом поднялся. Ему действительно стало интересно, что за открытие сделал Фил. Вернее, Филиппок. Такое именно имя дал ему Панкратов-старший, а Филом он стал, уже служа у Панкратова-младшего, у Ставра.
«Веди, Сусанин».
Идти пришлось метров сто, через малинник и небольшое болотце с крапивой и, как полагается, с комарами. Ставру показалось, что терафим повел его этим путем нарочно, однако проверить догадку не удалось: руку вдруг пронизала резкая боль. Ставр инстинктивно «ощетинился» — включил пси-резерв, но ничего необычного не увидел и не ощутил, вообще ничего не увидел, и тем не менее на тыльной стороне ладони красовался длинный порез, словно сделанный острием ножа или бритвы. Ставр закрыл глаза, сосредоточился, целиком обнял этот район всеми органами чувств, отключая сознание.
Зона максимально ясного сознания в психике человека ограничена анализом всего ста бит информации в секунду, и обычный человек довольствовался этими скромными возможностями. Однако Ставр, как и все интраморфы, с рождения владел погружением в подсознание и пользовался, им совершенно свободно, как дыханием или зрением, что позволяло ему обрабатывать до миллиарда бит в