Вероника Мелан
Он – Форс
Пояснение: Девенторы – специальный класс карателей, мужчины с исключительно высокой чувствительностью и восприятием человеческой энергии. Сквозь глаза они смотрят в душу, проверяя в ней процент греха. Если он приближается к критической отметке, человек изымается из социума, если превышает ее, уничтожается на месте.
Глава 1
Хочешь бежать – беги!
Только себе не лги,
Что не горишь огнем,
Взгляд задержав на нем.
Плавишься как свеча,
Думаешь по ночам.
Не удержать уже
Чувства на рубеже.
Дальше – с обрыва вниз,
Проигрыш или приз.
Только бы не назад,
В свой персональный ад.
Кто мы: друзья? враги?
Хочешь бежать – беги!
Крепко прижмусь к плечу:
«Знаешь, я не хочу…»
Марина Яныкина
«Не знаю, кто из нас перепутал той ночью комнату, но это и неважно…»
Из воспоминаний Ви
Мне много чего не стоило. Работать последние две недели на износ, забывать отдыхать, идти накануне вечером с Лелькой в кафе, слушать ее убедительные фразы о том, что «мне срочно нужно расслабиться». А после звонить Итану, врать ему о том, что на ночь я останусь у подруги, ехать в совершенно незнакомый особняк, так много пить…
Но отдых и правда был нужен.
Он удался. Отчаянно вкусная «маргарита», неожиданно удачная музыка, заводной контингент на танцполе, подходящее настроение – я веселилась, как не делала этого уже сто лет. Просто позволила себе стать вдруг свободной и развязной, как когда-то давно, еще до Итана, до ненужной мне самой «взрослости» и серьезности, какая приходит, когда ты вдруг зачем-то решаешь стать важным и правильным.
Удалось все.
Вот только, кто именно показывал мне комнату для сна и провожал в нее, я не помню. Может, никто не провожал? Но кровать, когда я, с кружащейся от алкоголя и неуемной веселости головой, ввалилась в спальню, точно была пустой. Я проверила, пока ворочалась на ней, пытаясь отыскать при «вертолете» позу поудобнее.
А теперь меня кто-то гладил. Когда на дворе глухая ночь, когда темно.
Непозволительно долго я верила, что это мой сон. Мне часто снятся такие – плотные, – в которых руки и чувства натуральные, из глубины которых на поверхность – самоубийство. Но этот задевал сенсоры, о наличии которых во сне не помнишь: водил пальцами по бедру, гладил живот, постепенно подбирался к лобку, уже почему-то ждущему на себе чужую руку. Сколько времени я в этом дурмане тону? В промежность, в ту самую ее точку, откуда исходит самый жар, в сжатые пока складочки мне упиралось очевидное доказательство совершенной не эфемерности происходящего – об меня терлись головкой члена. Большого. За спиной чья-то мощная грудь, тяжесть чужих бицепсов поверх моей руки, прикосновения нежные, шелковистые. Незнакомец, ощущавшийся мне все более натуральным, вероятно, ждал, когда я проснусь – не желал пользоваться преимуществом, хотел чувствовать полноценный отклик.
И я дернулась, когда поняла, что больше не сплю, что все реально. Я в темной спальне с задернутыми шторами (вокруг тьма, хоть глаз выколи), а позади меня лежит большой, напряженный и горячий мужчина. Но ни вскрикнуть, ни подняться мне не дали.
– Тихо, тихо…
Перевернули под себя, зажали рот ладонью – плотно, но не страшно, не опасно, – отпустили быстро, спустя пару секунд.
– Я уже слишком горячий, чтобы отпускать тебя просто так. Понимаешь?
Я понимала. И беда заключалась в том, насколько умопомрачительно он пах. Есть такие запахи, которые бьют в самую точку, снимают сигнализацию, заставляют тебя самостоятельно расстегнуть все пуговицы.
– Я буду нежным и дальше. Ладно?
Очень простой вопрос. С очень большим подвохом. Когда меня коснулись его губы, и случился этот невесомый, обманчиво легкий, почти ни к чему не обязывающий поцелуй, я поняла все сразу. Первое, что я отдамся этому типу, просто не смогу ему противостоять. Еще ничья кожа на моей памяти не заставляла меня желать уткнуться в нее носом, вдыхать, втягивать, тонуть в чужом запахе. Аромат, нот которого я не знала, сводил с ума. Второе: этот тип умел быть жестким. Он умел вязать, принуждать, получать и брать все, что ему захочется, – одно лишь понимание этого сработало для моего возбуждения стопроцентно. Иногда не нужно доставать нож и приставлять его к горлу, достаточно лишь дать понять, что он есть в ножнах. Дать увидеть отблеск стального лезвия.
А сейчас мой «друг» был расслаблен. Ему все нравилось, и напрягаться он не хотел, хотя трансформация могла быть мгновенной. Я же лежала под ним не трепыхаясь, и он неторопливо делал то, что намеревался с самого начала – он в меня погружался. Очень медленно, по миллиметру. Я же держала свои руки на чужих сильных плечах и не понимала, мне его притягивать или отталкивать?
«У меня Итан…»
«У меня Итан…»
Но когда еще… кто-то будет так пахнуть? К тому же уже поздно. Рассказывать своему парню о том, что в тебя кто-то погрузился «на шишечку» или «до конца» – разницы уже никакой.
А этот вторгался умопомрачительно. Как будто его всегда там ждали, как будто мое тело всегда было заточено именно под этого мужчину, просто я – глупая – об этом не знала. Вот он во мне на полную, и понимание – теперь плевать. Если уж случилось, я тоже хотела испить это до самого дна. Не Лелька ли говорила, что мне нужно отдохнуть?
Он трахался, как бог.
Он что-то творил со мной – не с моей «физикой», но с моей головой. Двигался на мне и во мне, распластывал меня по кровати; он был тяжел, он был красив в каждом движении. Есть такие моменты, когда думать уже все равно не получается, и я позволяла ему все – поцелуи, сделавшиеся требующими, наглыми, нашу синхронность, позволяла ему врубаться в себя, стать ему моим собственным часовым механизмом, заведенным на работающий поршень. Он не просто меня возбуждал, он снес мне башню, оголил инстинкты, заставил скулить, ждать развязки, просить ее, тянуть его к себе – шею, спину, ягодицы…
И я разрядилась первой. Содрогалась, кусая губы, ощущая сквозь все тело идущие спазмы – я умирала под ним, рождалась заново, чувствовала на веках слезы от «передозировки» сильными эмоциями, я все никак не могла перестать конвульсировать…
А он вдыхал каждый мой вздох. Этот чертов «насильник», получивший все даром, впитывал меня, как самые сладкие волны, как свой десерт, как бесконечно желанную награду.
– Какая ты… чудесная.
Ой, не надо шепотом. Еще этот хриплый голос.
Он непостижимым образом впитывал меня в себя, улавливал до микрограмма и микровздоха, как будто играл со мной одну на двоих симфонию, и тем самым возбуждал мою голову еще сильнее уже после оргазма.
Невозможный тип, превративший меня в желе.
– Все…
– Нет, не все.
Нужно было начать мыслить и заговорить о том, чтобы гость шел к себе в