Читать «Инсургент»

Перевод: Марина Самойлова

Редактура: Марина Самойлова, Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль, Denny Jaeger (Александра)

Я проснулась с его именем на губах.

Уилл.

Прежде чем открыть глаза, я снова видела, как он падает на тротуар. Мертвый.

Из-за меня.

Тобиас присел передо мной, касаясь рукой моего плеча. Колеса вагона стучат по рельсам. Маркус, Питер и Калеб стоят у дверей. Я глубоко вдыхаю, надеясь, что станет хоть немного легче.

Еще час назад ничего из случившегося не казалось реальным. Теперь кажется.

Я выдыхаю, но тяжесть не уходит.

— Трис, давай, — говорит Тобиас, встречаясь со мной взглядом. — Пора прыгать.

Слишком темно, чтобы понять, где мы, но если мы выходим, значит, скорее всего, не далеко от забора. Тобиас помогает мне подняться и направляет к двери.

Остальные прыгают один за другим: сначала Питер, потом Маркус, а за ним Калеб. Я беру Тобиаса за руку. Ветер усиливается, когда мы встаем на самом краю; он, словно рука, толкает меня назад, в безопасность.

Но мы бросаемся в темноту и тяжело падаем на землю. Удар усиливает боль в моем раненном плече. Я закусываю губу, чтобы не закричать, и начинаю искать своего брата.

— Все нормально? — спрашиваю я, когда замечаю его сидящим на земле и потирающим колено в нескольких футах от меня.

Калеб кивает. Я слышу его всхлип, как будто он еле сдерживает слезы, но я вынуждена отвернуться.

Мы приземлились в траву около забора всего в нескольких метрах от изъезженного пути, по которому члены Дружелюбия поставляют пищу в город, и ворот, выпускающих их наружу… Ворота, которые в данный момент закрыты, блокируя нас внутри. Забор слишком высокий и гибкий, чтобы через него перебраться, и слишком крепкий, чтобы его выломать.

— Здесь должны быть Бесстрашные охранники, — говорит Маркус. — Где они?

— Они, скорее всего, были на моделировании, — отвечает Тобиас. — А сейчас… — Он помедлил. — Неизвестно где и чем заняты.

Мы остановили моделирование. Вес жесткого диска в заднем кармане напоминает мне об этом. Но мы не смеем останавливаться, оценивая последствия. Что случилось с нашими друзьями, нашими лидерами, нашими фракциями? Нет возможности узнать.

Тобиас подходит к маленькой металлической коробочке с правой стороны от ворот и открывает ее, доставая клавиатуру.

— Будем надеяться, что Эрудиты не додумались сменить комбинацию, — говорит он, вводя какие-то числа. Он останавливается на восьми, и ворота с щелчком распахиваются.

— Откуда ты узнал ее? — спрашивает Калеб. Его голос переполнен эмоциями, такими сильными, что я удивлена, как они его не душат.

— В Бесстрашии я работал в комнате контроля, следя за охранной системой. Мы меняли пароль всего дважды в год, — отвечает Тобиас.

— Какая удача, — говорит Калеб. Он окидывает Тобиаса подозрительным взглядом.

— Удача не имеет к этому никакого отношения, — поясняет Тобиас. — Я работал там только для того, чтобы быть уверенным, что смогу выбраться.

Я вздрагиваю. То, как он говорит о выходе… Как будто он считает, что мы в ловушке. Я раньше никогда не смотрела на это с такой точки зрения, и теперь это кажется глупым.

Мы идем маленькой группкой: Питер, прижимающий окровавленную руку к груди… Руку, которую я подстрелила. Маркус держит за плечо Питера, страхуя от падения. И Калеб, то и дело вытирающий щеки. Я знаю, что он плачет, но не знаю, как его утешить… или, почему я сама не плачу.

Вместо того чтобы идти впереди, Тобиас шагает рядом со мной. И хотя он даже не прикасается ко мне, он меня поддерживает.

Лучики света — первые признаки того, что мы приближаемся к домам Дружелюбия. А затем этими признаками становятся яркие квадраты, превращающиеся в окна. Вот появилось скопление деревянных и стеклянных зданий.

Прежде чем мы сможем добраться до них, нам нужно пройти через сад. Мои ноги ступают по земле, а ветви надо мной переплетаются друг с другом, образуя что-то вроде тоннеля. Темные фрукты висят среди листьев, готовые вот-вот упасть. Острый сладкий запах гниющих яблок смешивается с запахом влажной земли.

Когда мы подходим ближе, Маркус оставляет Питера и направляется вперед.

— Я знаю, куда идти, — объясняет он.

Он ведет нас мимо первого здания ко второму слева. Все постройки, кроме теплиц, из одинакового дерева — грубого и неокрашенного. Я слышу смех через открытое окно. Контраст между смехом и гробовой тишиной заставляет меня вздрогнуть.

Маркус открывает одну из дверей. Меня бы поразило отсутствие какой-либо защиты, если бы мы не были в штабе Дружелюбия. Они часто находятся на грани между доверием и глупостью.

В этом здании раздается только скрип нашей обуви. Я больше не слышу, как Калеб плачет, пусть и до этого он делал это не особо громко.

Маркус останавливается перед открытой дверью, где Джоанна Рейес, представитель Дружелюбия, сидит, смотря в окно. Я узнала ее, потому что трудно забыть лицо Джоанны, видел ли ты ее тысячу раз или лишь однажды. Толстая линия шрама тянется от правой брови до рта, что делает ее слепой на один глаз и заставляет шепелявить, когда говорит. Я слышала ее голос только раз, но хорошо это помню. Она была бы красивой женщиной, если бы не шрам.

— Ох, слава Богу, — произносит Джоанна, когда замечает Маркуса. Она идет к нему, распахнув объятия. Но вместо того, чтобы обнять, лишь слегка касается его плеч, как будто вспомнив, что Отреченные не поклонники случайного физического контакта.

— Другие члены вашей фракции здесь уже несколько часов, но они не были уверены, что ты тоже придешь, — говорит Джоанна. Она имеет в виду группу Отреченных, которые были с моим отцом и Маркусом в том безопасном