Приближающиеся раскаты грома, мрачные черные тучи, пересекаемые зигзагами молний, подталкивали нас к дому, и шаг за шагом мы наконец подошли к главному входу Фоксворт-холла.
Я заметила некоторые детали, которых не было видно издалека. Пол портика был выложен изразцами трех оттенков красного цвета: причудливо чередуясь, изразцы образовали солнечный круг с лучами, подобный стеклянному кругу над двустворчатыми дверями входа. Эти два солнечных диска почему-то очень обрадовали меня. Раньше их здесь не было. Возможно, Крис и прав в своем оптимизме. А восстановленный дом все же отличается от старого, хоть и похож на него. Ведь даже две одинаковые снежинки на самом деле различны.
Я нахмурилась: но кто же заметит различие между двумя падающими снежинками?
– Прекрати выискивать разные мелочи, не надо портить себе настроение, Кэтрин. По твоему лицу и глазам я вижу, что ты так и ищешь, к чему бы придраться. Клянусь тебе честью, что мы останемся в этом доме только до тех пор, пока Барт не вступит в свои права, а потом улетим на Гавайи. Если на этот дом, пока мы в нем находимся, обрушится ураган или нахлынет приливная волна, то это случится только потому, что ты ожидаешь чего-то плохого.
Слова Криса заставили меня улыбнуться.
– Не забывай, что есть еще и вулканы. Они могут залить нас горячей лавой.
Он засмеялся и шутливо шлепнул меня по заду:
– Прекрати! Ну пожалуйста! Десятого августа мы уже сможем сесть в самолет. Но сто против одного, что ты и там будешь беспокоиться о Джори, о Барте, думать, что делает Барт один в этом доме.
Только сейчас я вспомнила, что Барт упоминал о каком-то сюрпризе, который ожидает нас в Фоксворт-холле. Когда он говорил об этом, то как-то странно глядел на меня.
– Мама, ты будешь поражена, когда увидишь… – Он замолчал и неловко улыбнулся. – Я прилетал туда каждое лето, чтобы проверить, все ли в порядке, не разрушается ли дом от запустения и сырости. Я распорядился сделать интерьер таким, каким он был раньше, за исключением моего кабинета. Его я хочу отделать по-современному, установить необходимое мне электронное оборудование… Но ты, конечно, можешь кое-что изменить в обстановке, чтобы в доме стало уютнее.
Уютнее? Да разве там может быть уютно? Я знала, каково быть запертым в этом доме, проглоченным им и обманутым. Я вздрогнула от стука моих высоких каблуков, раздавшегося под сводом портика вслед за глухим звуком шагов Криса, когда мы приблизились к черным дверям, украшенным геральдическими щитами. Не знаю, действительно ли Барт настолько уважал своих предков Фоксвортов, что желал сохранить все их аристократические титулы и гербы, или же он просто хотел, чтобы все оставалось так, как было когда-то. На каждой из двух черных створок висело по тяжелому медному молотку, а на планке между створками находилась маленькая, почти незаметная кнопка звонка.
– Я уверен, что этот дом начинен всякими современными приспособлениями, которые неприемлемы для подлинно исторического дома в Виргинии, – прошептал Крис.
Вероятно, Крис был прав. Барт обожал всякую старину, но одновременно сходил с ума от всего модернового. Ни одна из электронных новинок не проходила мимо его внимания, он обязательно старался приобрести ее.
Крис полез в карман за ключом, который Барт дал мне перед расставанием в Бостоне. Вставляя большой медный ключ в замочную скважину, он улыбнулся мне. Но прежде чем он успел повернуть ключ, дверь сама бесшумно распахнулась.
Я отступила в изумлении.
Крис снова подтолкнул меня вперед, приветливо здороваясь со стариком, который жестами приглашал нас войти.
– Входите, – проговорил старик слабым, но резким голосом, быстро оглядев нас. – Ваш сын звонил и сказал, чтобы я ждал вас. Можно считать, что я здесь за прислугу.
Я смотрела на худого старика, согнувшегося так, будто он карабкался по крутому склону, хотя ноги его стояли на ровном полу. У него были какие-то выцветшие волосы, не седые и не белокурые, и светло-голубые водянистые глаза. Впалые щеки и глубоко запавшие глаза придавали ему страдальческий вид, – казалось, этот человек перенес много мук за свою жизнь. И еще было в нем что-то… что-то очень знакомое.
Ноги у меня налились свинцом и отказывались двигаться. Сильный ветер подхватил широкую юбку моего белого летнего платья, подняв ее чуть ли не до бедер, когда я занесла ногу, чтобы переступить порог Фоксворт-холла, восставшего, как феникс из пепла.
Крис остановился рядом со мной и обнял меня за плечи:
– Доктор Кристофер Шеффилд с женой, – доброжелательно представился он. – А вы?
Сморщенный старик, поколебавшись, пожал сильную загорелую руку Криса. Его тонкие губы сложились в кривую насмешливую улыбку, которую подчеркнул такой же насмешливый изгиб кустистой брови.
– Рад видеть вас, доктор Шеффилд.
Я не могла отвести взгляд от сгорбленного старика с водянистыми голубыми глазами. Эта улыбка, редкие волосы с широкими серебряными прядями, эти глаза с удивительно длинными ресницами… Отец!
Этот старик выглядел так, как выглядел бы наш отец, доживи он до таких же лет и пройди он через все мыслимые и немыслимые в жизни страдания.
Мой отец, мой любимый, дорогой отец, отрада моего детства! Как я была бы счастлива когда-нибудь увидеть его снова!
Крис все еще крепко держал тонкую старческую руку, и старик наконец сказал нам, кто он:
– Ваш давно пропавший дядюшка, который, как считалось, погиб в Швейцарских Альпах пятьдесят семь лет назад.
Джоэл Фоксворт
Крис поспешил как-то объяснить наше замешательство, так как оно явно отразилось на наших лицах.
– Моя жена потрясена, извините, – вежливо проговорил он. – Ведь ее девичья фамилия Фоксворт… Однако до сих пор она была уверена, что все ее родственники по материнской линии умерли.
По лицу старика, как призрачная тень, промелькнула несколько раз кривая усмешка, прежде чем он смог изобразить на нем благочестивую доброту, наклеив ее, как этикетку, которая должна была отражать чистоту его помыслов.
– Я понимаю, – слабым голосом произнес «дядя Джоэл», но этот шепот прозвучал как-то неприятно; так слабый ветер иногда пугающе шелестит мертвыми, опавшими листьями.
Глубоко в водянистых голубых глазах старика затаились какие-то темные тени, словно зловещие призраки. Я знала без объяснений, что Крис все припишет моему вновь разыгравшемуся воображению.
«Никаких призраков, никаких теней, ничего нет…» – попыталась я успокоить себя.
Заставив себя хотя бы на время отбросить все подозрения относительно этого старика, объявившего себя одним из старших, давно умерших братьев моей матери, я с интересом стала оглядывать холл, служивший когда-то и