Читать «Сволочи»

На небольшом плацу «показушной» элитной воинской части, расквартированной чуть ли не в самом центре Москвы, в тенечке сидит взмыленный и злой молоденький старший лейтенант.

Он протирает изнутри мокрую от пота форменную фуражку с высоченной тульей и, не скрывая раздражения, говорит другому упарившемуся лейтенанту лет двадцати трех:

— Понагнали чуть ли не со всей России... понимаешь, какую-то, блин, дохлую команду и хотят, чтобы я за пять дней что-то там из них, мать их в душу, толковое сделал!..

Юный лейтенантик устало опирается о большой магнитофон, стоящий на столике между ним и старшим лейтенантом, приваливается спиной к огромному динамику и глубокомысленно замечает:

— Ну, полный атас, блин...

Старший лейтенант выматерился одними губами, решительно надрючил на голову свою глуповатую огромную фуражку, встал и крикнул в глубину плаца:

— Кончай перекур!!! Становись!..

...Теперь мы увидим тех, кого собрали «чуть ли не со всей России».

У высокого каменного забора, из-за которого в весеннее небо торчали приметы сегодняшней Москвы, под специальным навесом из камуфляжного брезентового тента, у длинных солдатских столов на скамейках сидели...

...несколько десятков измученных восьмидесятилетних стариков, скудно одетых, с протертыми орденскими колодками Второй мировой войны.

Под этим же навесом расположился и медпункт воинской части: зеленая машина «скорой помощи», столик с лекарствами, доктор и фельдшер с погонами под белыми халатами...

Сейчас фельдшер измерял давление на дряблой и высохшей руке одного из стариков...

— Все! Все!.. Кончай ночевать!.. — снова раздраженно прокричал старший лейтенант зычным «командным» голосом. — Становись!!!

Старики, тяжело дыша, стали медленно вставать со скамеек и неловко строиться. Кто еле волочил ноги, кто скрипел протезом, кто тяжело опирался на палку...

...и только один из них достаточно бодро затушил сигарету, растер окурок об асфальт плаца и быстро стал в строй.

Это был красивый старик в модной спортивной куртке, в тщательно отглаженных брюках и дорогих, хорошо начищенных туфлях.

Он явно был несколько моложе всех остальных. Может, семидесяти шести — семидесяти семи лет. Но у него были живые, ироничные глаза, да и держался он намного бодрее остальных.

Единственное, что портило его, — глубокий старый шрам, перерезавший ему лоб, надбровную дугу, щеку и уходивший к правому уху...

Старики кое-как, кряхтя и постанывая от усталости, построились.

— Р-р-равняйсь! Смирно!!! — рявкнул старший лейтенант.

Старики покорно подравнялись и подтянули животы.

— Вольно... — с нескрываемым презрением скомандовал старший лейтенант. Строй обмяк.

— Повторяю еще раз!.. — плачущим от отчаяния голосом прокричал старший лейтенант. — Через четыре дня, в день ознаменования великой Победы над фашизьмом, вы, дорогие наши граждане-господа-товарищи ветераны, должны будете чеканным строем... Подчеркиваю, чеканным!., строем пройти мимо трибун, где будут стоять все наше командование, все наше правительство, лучшие люди нашей страны и иностранные гости со всех стран мира, некоторые из которых тоже когда-то, понимаешь, ковали эту победу с точки зрения ихнего Второго фронта!

Рядом с моложавым стариком со шрамом на лице стоял древний старик с единственной звездочкой Героя Советского Союза на какой-то шерстяной кофте грубой деревенской вязки.

Этот старик напряженно пытался понять, что выкрикивает старший лейтенант, ничего из-за глухоты не разобрал и спросил у старика со шрамом:

— Чего он блеет-то?..

— Говорит, что мы с тобой, корешок, еще ой-ой-ой какие молодцы!.. — ответил ему с усмешкой старик со шрамом.

— Куда там... — грустно проговорил глухой Герой. Но в эту секунду откуда-то к старшему лейтенанту подкатил на древней ободранной инвалидной коляске безногий старик в шляпе.

— Мне куды с моим тарантасом?

— Вас-то где носило?! — возмутился старший лейтенант.

— До ветру, сынок, ездил. А чего?

Старший лейтенант беспомощно посмотрел на безногого и сказал:

— Становитесь... В смысле — поезжайте в конец строя.

— Это какого же хрена я должен в конец строя?!! — возмутился безногий. — Я полный кавалер орденов Славы, едрена вошь! Какой-такой еще «конец строя»?!! Я на энтим своем «мирседесе» еще кого хошь обгоню!..

Старик со шрамом улыбнулся, громко сказал из строя:

— Тогда, браток, тебе нужно бронетанковую колонну возглавить.

Стариковский строй задребезжал смехом... Старший лейтенант недобро покосился на моложавого старика со шрамом, скомандовал:

— Прекратить хиханьки и хаханьки! — И к безногому: — А вы выбирайте себе место где хотите...

И безногий уверенно покатил во главу строя, приговаривая:

— Не знаю, как с бронетанковой колонной, а уж вас-то, старых пердунов, запросто возглавлю!!!

— Равняйсь! Смирно!.. Направо! — отчаянно закричал старший лейтенант и повернулся к молоденькому лейтенантику у магнитофона:

— Внимание! Как скажу: «Шагом марш!» — врубай музыку!

И снова к стариковскому строю:

— Внимательней, товарищи ветераны! Шаго-о-ом... марш!!!

Лейтенантик нажал на клавишу в магнитофоне, и два гигантских динамика исторгли в небо Москвы звуки «Прощания славянки».

Строй древних старцев, чудом зацепившихся за жизнь на этой Богом проклятой земле, шаркая пошел по плацу.

— Выше ножку!.. — кричал старший лейтенант. — Прибавили темпу!.. Слушай музыку!.. Раз, два! Раз, два...

Моложавый старик со шрамом шел за глухим Героем. Герой в вязаной кофте по слабости все никак не мог набрать нужный темп, и старик со шрамом каждую секунду об него спотыкался и, чтобы не уронить Героя, все время поддерживал его сзади...

Но старший лейтенантик этого уже совсем не мог вынести!

— Рота-а-а-а, стой! Налево!

На полуноте оборвался марш «Прощание славянки»...

Старики остановились. Довольно слаженно повернулись налево. Старший лейтенант аж клокотал от возмущения!..

Он подошел прямо к моложавому пижонистому старику и в назидание всем остальным громко спросил:

— Вы что, уважаемый, строем никогда не ходили?!

Старик со шрамом на лице посмотрел смешливым глазом на старшего лейтенанта, улыбнулся и ласково ответил:

— Представь себе, малыш, — НИКОГДА...

...Этот же шрам, пересекающий чуть ли не все лицо, мы увидим у мальчишки четырнадцати лет от роду...

...каким и был далекой весной сорок третьего года прошлого столетия сегодняшний моложавый старик ветеран.

И тогда мы поймем, что шрам этот — отнюдь не фронтовое ранение, а попросту след жестокой и кровавой драки между блатняками и уркаганами того времени...

НОЧЬ. АЛМА-АТА СОРОК ТРЕТЬЕГО...

Была ночь... Была окраина полуголодной, но спасительной Алма-Аты, забитой эвакуированными, военными госпиталями, изнемогавшей от жуликов-интендантов, семейных трагедий, спекуляции и жестоких детских банд карманников, «домушников», малолетних налетчиков и несовершеннолетних убийц...

По-южному темной, непроглядной ночью под негромкое журчание арыков мальчишка со шрамом через все лицо сидел на облучке казахской арбы с высокими бортами, которую тащил самый обыкновенный степной ишак.

Арба была чуть ли не до половины загружена, и груз этот от посторонних глаз прикрывал брошенный сверху брезент.

Пасть у ишака была замотана тряпьем. Он тряс головой, силясь сбросить с себя этот намордник, но мальчишка со шрамом огревал ишака длинным кнутом и тихо приговаривал:

— Ну, ты, сука!.. Не дергайся, как свинья на веревке. Заложить всех хочешь, падла?! Вперед смотри, мудила...

НОЧЬ. РАЙОННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ

Портрет Сталина, военные плакаты сорок третьего, грубо сделанный электрический стенд со схемой охраняемых объектов районно-государственного значения этой окраины Алма-Аты — продовольственные склады, территория военного госпиталя, военкомат и особняк второго секретаря коммунистической партии Казахской ССР... Это мы узнаем из надписей под «объектами». Двое