Читать «Завещание лейтенанта»

На всю жизнь врезался в память странный случай. В возрасте десяти лет с небольшого пригорка наблюдал за спорой работой косарей. Стоял полуденный июльский зной. Казалось, природа застыла, истомилась. Николай устало распластался на спине, закинув за голову руки, блаженно закрыв глаза от жалящего солнца. Вдруг почувствовал чужое прикосновение, вздрогнул от неожиданности и открыл глаза. На груди сидела маленькая полевая мышь. Она внимательно смотрела ему в подбородок. Испугавшись проснувшегося человека, спрыгнула в траву. Вспомнилось слышанное старинное поверье – пробежавшая по человеку мышь означает скорую смерть. Тогда впервые испугался за собственную жизнь, но не растерялся и не доверился судьбе. До самого захода солнца не сходил с места, высматривал, выжидал, когда снова появится предвестник его гибели. Дождался! Поймал и руками задушил. Тельце мышонка, ставшее похожим на хлебный мякиш, закопал на том же самом месте, где лежал. Ему казалось, что так он убил собственную смерть.

Николай Дымов родился в бедной семье солигаличских дворян, в уездном городке, расположенном в сорока километрах от столицы губернии Костромы. С годами истощились запасы природной соли, основного ресурса тех мест[7]. Некогда самодостаточный край хирел. Приходили в упадок и дворянские хозяйства. Дети дворян уже не поступали в юнкерские училища, с выпуском в мичмана или прапорщики. Шли в военно-начальные школы, где получали предофицерское звание унтер-офицера. Определиться в привилегированное учебное заведение тогда было гарантией будущего жизненного успеха. Николай благодаря ходатайству капитан-лейтенанта Геннадия Ивановича Невельского поступил в Морской кадетский корпус, в штурманскую роту, где не требовалось «особого благородства». Выпускники этой роты выходили унтер-офицерами.

После ускоренного выпуска из Корпуса, в июле 1855 года, восемнадцатилетний юноша получил долгожданное назначение в Крымскую армию, в Николаев. На самый юг России, где второй год шла война[8]. А пока завершал последние приготовления к поездке. Сегодня направлялся к соседу по солигаличскому имению, ставшему за время его четырехлетней учебы известным исследователем Амура, контр-адмиралу Невельскому. Земляческий подход тогда почитался, а родственными связями дорожили.

О Невельском в среде гардемаринов[9] ходило множество легенд. Занятна была последняя история о самой головокружительной карьере в истории российского флота. Невельской совершил страшное преступление: нарушил приказ, в своих исследованиях слишком далеко зашел по Амуру. Это могло обозлить китайцев, ссориться с которыми было накладно. Хотя больше боялись англичан, совавших нос в дела чужих государств. Донос и вызов на ковер в Санкт-Петербург. Николай Первый объявил моряку: «За самовольные действия, наносящие ущерб Российской империи, разжаловать капитана 1-го ранга Г.И. Невельского в рядовые матросы». Выдержав долгую паузу, грозным тоном повелителя сообщил: «Поскольку вы, сударь, провели трудную экспедицию и не потеряли в ней ни одного человека, присваивается вам звание капитан-лейтенанта. А поскольку удалось первому составить карту устья Амура, присваивается звание капитана 1-го ранга. Ну а поскольку первый доказал, что Сахалин – остров, присваивается звание контр-адмирала». Таким образом, дистанцию от рядового матроса до контр-адмирала Г. Невельской преодолел в полминуты.

Между тем непредсказуемая питерская погода под вечер окончательно испортилась. Поднялся бодрящий ветерок. От его соприкосновения с теплом уличных фонарей-масленок возникало сияние, похожее на нимб, окружающий голову иконного святого.

– Полукруг туманной границы между теплом и холодом – все равно что мое настоящее и будущее, – рассуждал молоденький унтер-офицер, удивляясь ранее не замечаемому, а на самом деле обыкновенному явлению.

«Фонари работают на газе из китового жира», – вспомнил лекцию по естественным наукам корпусного учителя.

Ветер пропал так же неожиданно, как и появился. Николая удивил очередной сюрприз приморской погоды – в сумраке «белой ночи» небо вспыхнуло множеством разной величины огоньков. Молодой человек задумался о бесконечном горизонте новой, необычной жизни. Неизвестность притягивала, как магнит стрелку корабельного компаса. Звезды между тем приобрели четкость и яркость, что делало их похожими на сочные яблоки к осени. В далекой Костромской усадьбе, в яблоневом саду рос такой сорт. После первого заморозка они были еще слаще.

«Где-то в бездне вселенной есть и моя звезда», – пытался найти небесные знаки своей судьбы Николай.

Неожиданно снова подул сырой ветер. Небо заволокло белыми тучами, похожими на волны бушующего моря. Они поглотили