Читать «На пороге»

Серый камышовый кот закончил утреннюю охоту и разлёгся на пригорке, согретом весенним солнышком. Охота была удачная. В долине, около озера водилось множество мышей, и несколько штук сегодня имели несчастье попасться на завтрак безжалостному матёрому хищнику. Конкурентами ему были только лисы, но они соблюдали нейтралитет: почти равным по силе соперникам нечего было делить в обильной долине. Обильной, впрочем, только с их точки зрения, для людей эта долина, между невысоких горных отрогов, не представляла особого интереса.

Изредка забредали сюда отары овец, ведомых чабанами на низкорослых лошадках, да появлялись по осени охотники. Впрочем, ущерба сухопутному населению долины они почти не наносили: звериное население скрывалось в многокилометровых зарослях кустарников, куда даже слуги людей – собаки, проникали с трудом. Года два назад, (вообще-то кот не имел понятия о времени, но память у него была хорошая) он встретился в кустах с собакой, нос к носу. Об этой встречи напоминало коту разорванное в драке ухо и прокушенная задняя лапа, собака же, оставшись без глаза и с окровавленной мордой, с воем ретировалась. Ухо и лапа у кота зажили, а собаку хозяин пристрелил. Собрав дань в виде уток, охотники обычно уезжали, и снова воцарялась в долине тишина.

В северной, пустынной части долины охотились обычно только лисы; селившиеся там суслики хоть и были вкусны, но жили в глубоких норах, которые лисы ловко разрывали. Коту же хватало мышей и птиц, рыть землю ему не нравилось.

Кроме того, на севере у самых отрогов гор было нехорошее место: когда-то туда пришли люди и занимались они своими странными делами, бурили скалу и построили несколько домов. Потом в долине вдруг ходуном заходила земля, осыпались скалы, даже сами горы застонали от невиданного напряжения. Изменился рельеф местности, появилось озеро, а люди ушли, оставив после себя развалины и бетонный колпак среди скал. Ничего этого, конечно кот не знал. Но к развалинам не ходил, веяло от них чем-то не природным, даже не людским и смертельным.

Разнежившись на солнцепёке, кот задремал вполглаза, но тут нечто заставило его подскочить прямо с места, как это умеют делать только кошки. Сверху донёсся хлопок, а следом за ним необычный свист. Человек не обратил бы на свист внимания, поскольку не слышит ультразвук вообще. Но коты гораздо чувствительнее к звукам, а всё необычное служит для них сигналом опасности. Но, убежать в спасительные заросли кот не успел, да и неизвестно, спасли бы они его.

Сноп ледяных иголок ударил с неба по пригорку, на котором только что грелся кот, и полосой по окрестным кустам, сбивая листья и ломая ветки. Больше всего пострадал от неожиданного явления сам камышовый кот; несколько острых ледышек перебили ему позвоночник, одна вонзилась в затылок. Он ещё полз на одних передних лапах в кусты, но болевой шок и кровопотеря взяли своё, и он потерял сознание, если можно так говорить о кошках, у которых наличие сознания отвергается серьёзными учёными. Во всяком случае, провалился он в милосердное беспамятство, где нет ни желаний, ни боли, и его истерзанное тело осталось лежать среди лужиц воды, в которую превратился лёд шального, смертельного метеорита.

Впрочем, примерно через час оказалось, что не вполне смертельного. В неописуемое удивление пришёл бы какой-нибудь биолог, если бы ему случилось наблюдать то, что случилось дальше. А дальше, кот вдруг задышал, завозился в грязи и, пошатываясь, поднялся на неверные лапы. Оказалось, что раны его затянулись, но стал он несказанно тощ и грязен. Его торчащую клочьями шёрстку большей частью покрывала корка из глины, перемешанной со свернувшейся кровью, уже подсохшая на солнце. Кот помотал головой, страшный голод и жажда терзали его, будто совсем недавно не позавтракал он вполне плотно. Обнаружив вокруг себя пару ещё не подсохших лужиц от злосчастного метеорита, он вылакал их досуха и даже вылизал мокрую глину. Потом побрёл, пошатываясь и припадая на все лапы по полосе выпада ледяных осколков. Попадающиеся лужи он не оставлял без внимания, припадая к ним надолго. Попалось ему и несколько трупиков мышей и птиц, также убитых час назад, но не оживших, как он. Обычно кот не ел падаль, брезговал, но сейчас он съел всё, а птиц прямо с перьями.

Очень быстро походка его стала уверенней, а, дойдя до озера, он обнаружил болтающийся в воде недалеко от берега труп крупной утки, тоже убитой ледяными иголками. Войдя в воду, он проплыл несколько метров, что всегда делал с огромной неохотой, хотя, плавал отлично, ухватил утку за крыло и выволок её на берег.

Однако съел он её не сразу, сначала вылизал свою шерсть и вычесал из неё всякую мелочь. Уже ничего у него не болело, смертельная слабость прошла, мышцы налились прежней силой, однако голод и жажда хоть и, притупившись, давали о себе знать по-прежнему. Наш виртуальный биолог уже не опознал бы в этом звере то полуразорванное тело, которое ещё недавно валялось на пригорке невдалеке. Даже ухо его, повреждённое в драке, по непонятной причине снова отросло.

Высохнув на солнце и распушившись, чудом оживший хищник съел половину утки, и этого оказалось ему пока достаточно. Он напился из озера и потащил остатки добычи к своей лёжке в дальних кустах. Вытянув шею, он нёс в зубах то, что осталось от немалой птицы, не забывая прислушиваться к доносящимся звукам. Дойдя до своего дома, он улёгся на любимое место, кучу сухой травы, поел ещё немного и задремал.

Спокойно проспал он остаток дня и всю ночь. Только под утро, любопытный молодой лис, привлечённый аппетитным запахом крови, сунулся к его утке. Кот проснулся и заурчал на ворюгу так угрожающе, что тот счёл за благо ретироваться, хотя бы и голодным, но целым. А камышовый кот снова задремал.

Ошибкой было бы заявить, что звери вообще, а коты в частности не думают. Животные думают, только мысли их очень лаконичны: «добыча!», «враг, спрятаться!», «голодно, искать добычу», «сытно, полежать, поиграть», «соперник – напугать? драться? убегать?» Кто-то, может быть, тот же воображаемый биолог скажет, что для объяснения действий животных достаточно инстинктов, рефлексов, условных и безусловных. Конечно, они очень важны, но животные ещё и видят сны, в которых переживают то, что случилось с ними. Видят и вспоминают без слов, образами, поскольку речью не владеют. И думают они тоже, образами, и тоже без слов. Поэтому себя, как личность, они не осознают. Им просто никто этого не объяснял. А самому додуматься до такой мысли: «Я есть!» очень трудно.

Камышовый кот не принадлежал к интеллектуалам, хотя бы и среди котов. Мысли