Эллисив вдруг говорит:
— Позволь мне, отец, ответить храброму Харальду?
Ярислейв говорит:
— Ну что ж, ответь.
— Харальд, — говорит Эллисив, — с чего бы мне замечать тебя? Я знаю, что ты славно натягиваешь лук, да что в том проку, если стрелы твои летят мимо Свейна? Верю, что хорошо правишь кораблём, да что в том проку, если правишь его прочь от врагов — искать спасенья у отца моего?
И ещё Эллисив говорит:
— А как умереть тебе суждено, не знаю, но не хотелось бы, чтобы от вина.
Страшный шум поднялся в гриднице от таких обидных слов, многие русские открыто смеялись, варяги схватились за мечи, кровь бросилась Харальду в лицо. Тогда одноглазый Ульв говорит:
— Тебе ведомо, конунг, что слова её ложь. Наш Харальд сражался при Стикластадире как лев.
Ингигерд сердито смотрит на дочь и говорит:
— Да, Ульв, нам ведомо это!
Ярислейв говорит:
— И мне сие ведомо, иначе не принял бы Харальда у себя и не поставил начальником над вами. А что до её слов, что не скажет дитя неразумное? Да и негоже воину спорить с женщиной.
Тут он поднимается и, ласково всем улыбнувшись, вместе с семьёй, святыми отцами и приезжим греком покидает гридницу и велит продолжать веселье.
И вот, едва конунг ушёл, знатные люди и дружинники снова наполнили кубки вином и все заговорили разом, только на одном конце стола говорили не то же самое, что на другом.
Русские говорили:
— Ай да Ярославна! Языкаста девка!
— Как бы со своим языком, — говорили другие, — Ярославне в девках не засидеться.
А начальник стражи конунга Чудин-воин так сказал:
— Это нам позор, братие, что сами не сбили спеси варягу.
Варяги же, подливая себе мёду и вина, упрекали Харальда, говоря:
— Не стоило тебе, Харальд, вязаться с Эллисив. От неё никогда не знаешь, чего ожидать.
Харальд, выпив ещё рог вина, сказал:
— Я хорошо знаю, чего ожидаю от Эллисив.
— Чего же? — спрашивает Рагнар.
— Чего ожидают от женщины, когда берут её в жёны? — говорит Харальд.
Все засмеялись, но потом увидели, что Харальд не шутит и обида его велика.
— Хорошее дело, — сказал Ульв одноглазый. — Да честно сказать, я не видел бабёнки строптивей.
— Это мы посмотрим, — говорит Харальд.
— Не сердись, Харальд, — подливает ему вина Рагнар, — но я думаю, что конунг не отдаст за тебя Эллисив.
Но Харальд рассердился и ударил кулаком по столу, и Рагнар замолчал.
Тут подошёл к ним Чудин-воин и говорит:
— Прав Рагнар. Скажу тебе тоже не в обиду: резов вольный конь, да не дорог без седла.
От этих слов Харальд схватился за меч, потому что ничто сильней не ранило его, как напоминание о потерянном престоле. Но сдержался и сказал:
— Биться с тобой не хочу, Чудин, ибо ты мне друг, но посмеюсь над тобой в день свадьбы.
— Эй, все слушайте! — кричит Харальд. — Я, Харальд, сын Сигурда, брат Олава-конунга, беру в жёны Эллисив, дочь Ярислейва, и если это не так, пусть Чудин-воин трижды перед всеми плюнет на мой меч!
Тут они берутся за руки, и Рагнар, по обычаю, скрепляет спор ударом рукоятки меча.
Харальд поднимается и говорит:
— Идём.
— Куда? — спрашивает Чудин.
— Или ты думал, — говорит Харальд, — что Харальд, сын Сигурда, привык откладывать дела надолго?
Чудин говорит:
— Отложим хоть до утра, не след мне, начальнику стражи, тревожить князя ночью.
Харальд засмеялся и сказал вису:
— В страхе кипящего моря, Одина гнева в страхе Станет ли боязливый В бою источающим стрелы?— Что ж, — говорит в ответ Чудин. — Раз на то пошло — идём. Но пусть и Рагнар, свидетель, идёт с нами.
Рагнар говорит:
— А не достаточно ли того, что я скрепил мечом ваш спор?
Тогда Чудин смеётся:
— Вот и видно, кто в кипящем море стрел не источает.
Рагнар говорит:
— Иду.
— Не дело вы затеяли, — говорит Ульв одноглазый, и многие русские говорят то же, но их уже не слышат, и все трое покидают гридницу.
Они идут по дворцу конунга, где светло от факелов, — и никто их не останавливает, потому что конунга охраняют варяги Харальда, над которыми Чудин — начальник.
И вот они подходят к спальне конунга и видят, что там горит свет и конунг сидит в простом облачении у стола и читает святую книгу Евангелие. И конунг с удивлением поднимает на них глаза и видит перед собою Харальда и начальника своей стражи Чудина. Рагнар же, едва войдя, спрятался за полог возле двери, и его конунг не увидел.
Конунг спрашивает:
— Не печенеги ли вдруг осадили Киев и вы пришли сообщить мне об этом?
— Печенегов я разогнал весною, — отвечает Харальд, — и тебе известно, конунг, что они больше не вернутся.
— Тогда что же? — спрашивает конунг.
— А то, светлый конунг, что я, Харальд, сын Сигурда, брат Олава, пришёл просить у тебя руки твоей дочери Эллисив.
Чудин при том глаза закрыл и перекрестился. Конунг молчит, а потом говорит:
— Просят руку и сердце.
Харальд отвечает:
— Сердце твоей жены и госпожи нашей Ингигерд принадлежало другому, когда ты взял её в жёны.
Такие слова не пришлись по душе Ярислейву, потому что все на Руси и на Севере знали, что Ингигерд любила не хромого Ярислейва, а Олава, брата Харальда. Конунг сдвинул брови и говорит:
— За Ингигерд я дал в вено Ладогу. Что ты можешь дать мне, Харальд, сын Сигурда, брат Олава, за Елизавету, кроме громкого имени?
Харальд говорит:
— Не так уж мало.
Конунг говорит:
— Из имени шапки не сошьёшь.
— Я дам за Эллисив такое, — заявляет Харальд, — чего тебе не снилось!
— Это что же? — говорит конунг.
— Увидишь, — отвечает Харальд.
— Будет дело — будет и слово. — И конунг вновь обращается к святой книге.
Тут Чудин потянул Харальда за руку и говорит тихо:
— Уйдём подобру, Харальд, а что до спора, то я уже забыл о нём.
Но кровь, разогретая вином, бушует в Харальде, он не хочет уходить, вырывается и кричит:
— Запомни, Ярислейв, мои слова: я мир переверну, а от Эллисив не отступлюсь!
Конунг отвечает, не оборачиваясь:
— Упорство украшает воина.
Харальд хотел ещё говорить, но вино, укрепляющее язык, как известно, ослабляет тело, и Чудин наконец выволок его из спальни. И только они ушли, Рагнар вышел из-за полога и, представ перед конунгом как человек спешивший, говорит:
— Я услышал голоса и прибежал. Что случилось?
Тут в