Читать «Зеленые двери Земли»

В зеркале подрагивала бледно-желтая лента дороги, стремительно несущаяся назад, плотная самшитовая изгородь по обе стороны, а за ней темные шпалеры островерхих кипарисов. Дорога в этот час была пустынна, и казалось, что машина летит не по центру огромного курортного города, а по дикому субтропическому лесу, который каким-то чудом пересекла широкая пластиковая тропа.

За деревьями блеснул шпиль морского вокзала. Причалом владела шумная толпа.

Когда-то, в середине двадцатого века, этот город чуть не превратили в гигантскую оранжерею. Обсуждали даже проект огромного пластикового купола, который предохранил бы чуткие субтропики от ветров соседнего умеренного пояса. Уже вздыбились над поникшими кипарисами прямоугольные хребты высотных гостиниц, уже выстроились пальмы в унылый солдатский строй вдоль однообразных раскаленных улиц, вокруг сиротливых постриженных и побритых скверов.

К счастью, от строительства купола отказались. Вспучились под яростным напором трав разграфленные асфальтовые дорожки и рассыпались в прах. Утонули в буйном цветении похожие на утюги здания санаториев. И старый город, пахнущий нагретой на солнце галькой, рыбой, морем, остался прежним — диковатым и гостеприимным.

И вот сегодня весь город хлынул ранним утром на причал, оттеснив и растворив в себе репортеров. Невозможно было понять, кто отплывает, кто провожает, кто, узнав о предстоящей экспедиции, просто пришел посмотреть, послушать, потолкаться в прощальной суете.

Это было похоже на огромный веселый праздник под бледным, продрогшим за ночь небом, которое уже начало золотиться с востока, со стороны старого, давно заброшенного маяка. Два чопорных англичанина в белых бедуинских накидках пытались приподнять друг друга, чтобы по очереди оглядеться. Рослый седой негр по-мальчишески подпрыгивал, опираясь на плечи рыжего скандинава. Молоденький репортер, потерявший всякую надежду пробиться сквозь толпу, обреченно опустил в землю объективы своей камеры и плачущим голосом повторял: «Пресса, пресса». Пружинные антенны на его шлеме качались, словно кисточки.

— Товарищи, пропустите же, я опаздываю!

Внушительный чемодан Нины действовал безотказнее любого пропуска — люди сразу догадывались, что это один из членов экспедиции. Опечаленный репортер оживился и застрекотал камерой, а несколько «добровольцев» начали расчищать дорогу, пробуя перекричать толпу на восьми языках. Но толпа была бесконечна, и Нину засосала, закрутила гудящая рупор-воронка, ей стало казаться, что вообще не существует ни моря, ни пирса, ни белого борта «Дельфина», а только спины и лица, спины и лица, и этот ровный, закладывающий уши гул. И трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы рядом каким-то чудом не оказался сам профессор Панфилов.

— Ну, где же вы, Ниночка… Уисс волнуется. Я тоже. Уисс не выносит всего этого шума. Я, кстати, тоже… — И он подхватил чемоданы.

Профессора узнали. Панфилова вся планета ласково называла «Пан». Действительно, этот сухонький, деликатно торопливый, ослепительно синеглазый старичок очень походил на доброго славянского Духа Природы — покровителя всего живого.

Сколько ему лет? Иногда он отвечает — сто. Иногда — двести. И почему-то всегда хочется верить, что он бессмертный.

Строительство энергопровода Венера — Земля началось за два года до рождения Нины. Долго и придирчиво искали место для будущей приемной станции. И нашли. Очень хорошее место. Удобное. Практичное. Оно удовлетворяло всех — геофизиков, авиаторов, строителей, экономистов. Всех, кроме Пана. Потому что гигантская стройка должна была растоптать какой-то хилый лесной массив и замутить какие-то безвестные речки. И Пан восстал. Против всех.

Самый большой электронный мозг Земли подтвердил целесообразность старого выбора. Но Пан тихо и смущенно настаивал на своем…

Нина узнала эту историю в четвертом классе. Из учебника. Энергопровод Венера — Земля работал. Он был виден из окна интерната даже днем. Нина смотрела на уходящий в небо зеленовато-голубой шнур и думала о человеке, который сумел переубедить всех и перенести великое строительство за тысячи километров. Она дышала пряным, бодрящим воздухом, плывущим в распахнутое окно, — природа щедро отплатила людям и Пану за добро и заботу… И кривые графиков казались Нине побегами прорастающей травы…

Они беспрепятственно преодолели последние десятки метров, и уже в подъемном лифте Нина, отдышавшись, сказала:

— Ой, Иван Сергеевич, посмотрите! Юрка! Мой Юрка. Я же оставила его дома! Ну, погоди же… Вот вернусь, я тебе задам!

Юрка был далеко, он не слышал, он только беззаботно смеялся и победно махал рукой.

— Не волнуйтесь, Нина. Юра уже вполне самостоятельный молодой человек. Приехал провожать свою знаменитую маму.

— Но он же потеряется!

— Не думаю. Ему уже десять лет, если не ошибаюсь, и он не в марсианской пустыне. Ему пора самостоятельно изучать мир…

А Юрка читал мальчишкам лекцию. Его голос не мог побороть монотонный гул толпы, и добровольные переводчики повторяли Юркины слова тем, кто не расслышал или плохо понимал по-русски:

— Вот эта высокая женщина рядом со старичком — его мама. Она ассистентка профессора Панфилова.

— А кто такой Уисс?

— Уисс — это дельфин, который поведет корабль. Он очень умный. Может, он у дельфинов тоже профессор.

Взрослые, заинтересованные ребячьей болтовней, придвигались поближе.

— Смотри, мальчик, твоя мама снова вышла на палубу…

— Значит, сейчас выпустят Уисса.

Толпа охнула. В корпусе корабля, стоявшего у стены, открылся люк. Прошла томительная секунда. Из черного провала мощным броском вылетела трехметровая торпеда и ушла под воду без единого всплеска.

Мгновенная тишина сковала причал. Слышно было, как лениво шевелится волна. Прошла секунда, две, пять…

— Ушел, — выдохнул кто-то, и этот полувздох-полушепот пронесся по всей площади из конца в конец.

— Уисс! — изо всех сил закричал Юрка. На глаза навернулись слезы.

Словно услышав свое имя, Уисс вынырнул у самой причальной стенки, свечой взмыл в воздух метра на два, сделал кульбит и ушел в воду — на этот раз неглубоко. Он кружил рядом с кораблем, то уходя, то возвращаясь, словно приглашал за собой в налившуюся густой синью морскую даль…

Нина перевела дыхание. Уисс не ушел. Уисс послушался. Уисс зовет к себе в гости.

Прогремели трапы, прозвучали последние гудки, причал с пестрой толпой поплыл мимо.

Юрка стоял по-прежнему на парапете и махал ей рукой.

Она погрозила ему пальцем как можно более строго, но не выдержала, всхлипнула, улыбнулась и опустила руку.

Толпа кипела, в небо летели шары, от которых шарахались чайки, а она долго-долго видела за кормой только синюю куртку сына и опущенную русую голову…

— Уот из ю нэйм?

— Что? — Юрка поднял глаза и шмыгнул носом.

— Уот из ю нэйм?

Перед ним стоял мальчишка такой же длинный и тощий, в такой же синей куртке и с такими же белобрысыми вихрами. Только нос был смешно вздернут, а на загорелой физиономии выступала целая россыпь непобедимых веснушек. Мальчишка смотрел открыто и сочувственно.

— Юрка.

— Юр-ка… Ит из гуд нэйм — Юрка! Энд май нэйм из Джеймс. Джеймс Кларк.

— Юрий Савин, — официально представился Юрка и протянул руку.

Веснушчатый англичанин разразился целой речью, и Юрка покраснел.

— Ай спик инглиш вери литл…

Мальчишка попробовал объясниться по-русски:

— Я знайт… два дельфин… играть… недалеко море…