Пролог
Светлана, Тамара, Михаил и Борис стояли у лестницы к Хопру в санатории Пады, расположившегося в имении Нарышкиных. Они уже побывали на могилах Моисейкиных и Дорониной и теперь вспоминали 1994 год…
– А ведь не зря «Пады» с греческого переводится как «царские развалины»… – тихо произнесла Светлана. – Ведь нынешнее состояние усадьбы как нельзя более точно соответствует ему…
Они знали, что в настоящее время за усадьбой никто не следит – санаторию нельзя, а федералы никак не доберутся до балашовской глуши, поэтому все здания усадьбы находятся на грани полного разрушения, однако в первозданном виде сохранились ещё общая структура и планировка усадьбы.
Дорога, отделяющая село Пады от внешнего мира, сама могла бы считаться туристическим маршрутом, правда, для любителей экстрима. Асфальтовая полоса препятствий превращается в деревенскую улицу и ведет прямо к усадьбе, но упирается в ворота санатория. Чтобы увидеть этот памятник, нужно разрешение руководства, которого, как правило, нет на рабочем месте.
Сама же усадьба «Раздолье» со временем все больше становится похожей на старинный заколдованный замок: по сторонам еловой аллеи (это бывший парадный подъезд к господскому дому) пестреют разноцветные корпуса советской постройки, старинные здания – в глубине парка. По сравнению с вековыми дубами двухэтажные особняки кажутся миниатюрными.
Когда-то в имении была огромная каменная оранжерея, фруктовый сад с шпанскими и других сортов вишнями; были персики и абрикосы, лимонные и померанцевые деревья с плодами. «Здесь было сосредоточено все необходимое для проживания высокородного вельможи», – писал декабрист Александр Беляев (его, отбывшего каторгу и солдатчину, владельцы пригласили на должность управляющего).
Слева расположился особняк с башней, который хозяева называли «мужской» дом. Здесь жил глава семьи Нарышкиных. Когда-то в танцевальном зале играл молодой Сергей Рахманинов, в 1890-х годах приезжавший в Пады в гости.
Сейчас недалеко от дома расположилась табличка «Опасная зона». Боковые стены дома обвалились, внутри – месиво кирпича, металла и почерневших досок.
Дом с мезонином отводился для хозяйки усадьбы. Оранжерея, соединявшая покои супругов, исчезла давно. Двери и окна заколочены, но сказочная деревянная резьба на крыльце еще цела. Справа – длинный флигель, где, по одним сведениям, жили дети с няньками, по другим данным – это было жилище управляющего. Крыша домика провалилась, изнутри тянется вверх молодое дерево…
Но дворцовые развалины не единственные здесь. Чуть в стороне от главной аллеи громоздится гигантский недострой – новый корпус санатория, начатый в начале перестройки.
Исторические здания, построенные во времена и на деньги Нарышкиных, стоят по всему селу. Бревенчатый домик, выкрашенный в веселенькие зеленый и желтый цвета, – бывшая метеостанция, теперь здесь работает краеведческий музей. Не только выставленные прялки и люльки, но и высокие пороги, тяжелые двери с щеколдами, запах дерева и старого полотна – как любят нынешние туристы, «аутентичные», полуторавековой давности. Туристов немного, в основном бывшие выпускники с друзьями, приезжающие на малую родину в отпуск.
Рядом кирпичный дом дореволюционного торговца Бакурского: дом был таким добротным, что именно его коснулось первое постановление установившейся в селе советской власти (в постановлении говорилось о национализации).
Вот кирпичные ворота школы, отпраздновавшей в этом году 103-й набор первоклассников.
На другом красивом месте была больница, выстроенная в конце XIX века на средства Нарышкиных. Врач Михаил Соколов происходил из крестьян, за счет владельцев имения получил образование в Петербурге и прошел стажировку в Варшаве. При больнице действовал настоящий роддом, что было на тот момент большой редкостью: деревенские повивальные бабки, не желая терять клиенток, всячески интриговали против земских акушерок. Супруга Нарышкина Феврония Павловна сделала беспроигрышный ход: объявила, что станет крёстной для всех детей, появившихся на свет в роддоме, и подарит каждому младенческое приданое. Ровно через 100 лет, в 1998 году, больницу в Падах «оптимизировали» и растащили на кирпичи.
Они стояли на берегу Хопра и понимали, что на каждом квадратном сантиметре в Падах имеется готовый сюжет, пригодный если не для кино, то для туристического проекта.
Часть 1. На царских развалинах, 1994 год
Глава 1.Следствие на развалинах имения Нарышкиных
1.
Хмурое утро из окна Балашовской прокуратуры не предвещало ничего хорошего тем, кто находился внутри этого здания…
Следователь Балашовской районной прокуратуры Светлана Владимировна Белавина смотрела в окно своего кабинета. Почему-то её взгляд упёрся в хлебный киоск, который стоял с другой стороны улицы лицом прямо к ней. Очередь из молодых и старых мужчин и женщин за хлебом растянулась на несколько метров.
– Думаешь, почему нам разрешили ходить на работу не в форме? – напомнил о себе внутренний голос и тут же ответил. – Да потому, что народ власть, нас, милицию и армию возненавидел! Того и гляди поубивают из-за наличия дефицита во всём!
Светлана молча смотрела на бурлящую очередь.
Из динамика радио доносился голос Игоря Талькова, который хоть как-то скрашивал нездоровое настроение Светланы.
– А чего ты хотела? – это внутренний голос неожиданно включился в немой разговор. – Перестройка… Думаю, Советский Союз существует уже последние дни… Сама видишь: жизнь ухудшается прямо на глазах… Вон, даже у хлебного киоска огромная очередь! А в магазинах-то вообще полки пустые! Улицы превращаются в стихийные рынки, можно купить все: от буханки хлеба до пулемета. Население страны катится к нищете…
– Ну, ты дал! – возразила Светлана своему внутреннему голосу. – Не всем так плохо! Вон, фанерщики, наши звёзды эстрады, миллионами свои деньги считают!
– Я, надеюсь, ты Игоря-то Талькова к ним не причисляешь? – у внутреннего голоса послышалась едкая интонация.
– Нет, Игорь – наш человек! – возразила Светлана. – Он честно отрабатывает своими песнями!
– Вот-вот… – не сдавался внутренний голос. – Да песни-то его не простые… Как бы что не случилось с ним!
– Да ну, тебя! Вечно каркаешь… – возмутилась Светлана, и всё же, немного подумав о тех людях, которые могли убить Игоря, кивнула головой. – Этой заразы развелось много…
Почему-то сразу вспомнилось, что с января этого года цены на хлеб прыгнули в два раза, а доходы снизились ниже прожиточного уровня… Хоть и были массовые выступления преподавателей и студентов против ухудшения материального положения, но они кончились ничем. Радио говорило о забастовках шахтёров Воркуты, Подмосковья, Канско-Ачинского бассейна в связи с задержкой выплаты зарплаты…
Но и весна с летом оказалась не лучше: забастовки, приватизация и недовольство людей от такой деятельности власти, МММ и массовый обман населения финансовыми пирамидами от того, что с этим никогда не сталкивались, вывод войск из Германии, Эстонии и Латвии…
Осень года оказалась ещё хуже: многократное падение рубля к доллару, многотысячные митинги и демонстрации в Москве… Но хуже всего – началась Чеченская война с огромными потерями солдат и офицеров, местных жителей и разгромом домов в Грозном…
Новая правительственная программа углубления экономических реформ ставила своей задачей стабилизировать экономическую ситуацию в стране, чтобы войти в рыночную экономику, через отказ от централизованного руководства, регулирования через банковскую систему и