Розанна Браун
Песнь призраков и руин
Roseanne A. Brown
A Song of Wraiths and Ruin
© 2020 by Roseanne A. Brown
© А. Анастасьев, перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *Посвящается маме, папе и всем чернокожим детям, которые когда-нибудь сомневались, достаточно ли они хороши для этого мира.
Вполне!
От автора
Пожалуйста, обратите внимание: эта книга содержит сцены умеренного самочленовредительства (в воображении), насилия в рамках фэнтези, эмоциональных и физических издевательств, смерти родителей героев, а также животных. Я старалась подойти к этим темам со всей возможной чуткостью, но если вам кажется, что такого рода сцены могут вызвать у вас слишком тяжелые чувства, – будьте осторожны.
1. Малик
– Абраа! Абраа! Придите и внемлите – начинаю рассказ!
Голос сказительницы из числа гриотов[1] звенел в раскаленном воздухе пустыни, оглашая загоны для осликов и богато украшенные караваны, которые расположились палаточным лагерем перед Западными воротами города-государства Зиран. Инстинктивно Малик вытянулся на этот зов и крепче сжал ремень дорожной сумы у себя на груди.
Лицо сказительницы – крупной, дородной женщины ростом ниже Малика почти на голову – осклабилось в широкой, обнажавшей зубы улыбке. На каждом дюйме ее темно-коричневой кожи вились татуировки цвета слоновой кости. Значения символов, в которые они сплетались, Малик не знал.
– Абраа! Абраа! Собирайтесь, придите и внемлите – начинаю рассказ!
Вскоре к этим выкрикам прибавилась мерная дробь джембе[2], и уже через несколько минут под баобабом, где стояла рассказчица, собралась толпа. Для рассказа подошло лучшее время, когда сумерки встречаются с ночью: последние солнечные лучи еще окрашивают небосклон, а мир под ним погружается во тьму. Люди расселись кто куда – на перевернутые клети, между изношенных телег, и все поминутно бросали взгляды на небо, ожидая, не появится ли там Комета Баии, хотя до ее прибытия – и, значит, начала Праздника Солнцестоя – оставалось еще много часов.
Раздался третий призыв сказительницы, и Малик сделал шаг по направлению к ней. Затем еще один. Когда зиранцы захватили его родные места в Эшранских горах, гриоты ушли первыми, но те немногие, что остались, затронули сердце Малика. Послушаешь такого сказителя – и перед тобой открывается целый новый мир, где великие герои вместе с духами танцуют на небесных путях и боги одним движением запястья воздвигают и оживляют могучие горы. Все естество Малика, казалось, само собой, помимо его воли, словно в трансе, тянулось вперед, на соблазнительный голос рассказчицы.
Вместе с сестрами юноша два месяца провел в пути по Оджубайской пустыне, где не слышал ничего, кроме скрипа фальшивого днища повозки, под которым они прятались, завываний ветра в песках и тихих стонов товарищей по несчастью – таких же беженцев. Вреда не будет, если теперь он послушает один – всего один рассказ, если хоть на несколько минут отвлечется, забудет, что больше нет родного дома, что некуда вернуться, что негде…
– Малик, назад! Берегись!
Чья-то сильная рука схватила его за воротник, и он невольно сделал шаг назад. Буквально в следующий миг на то место, где юноша только что стоял, опустилась нога, покрытая грубой кожей, размером с небольшую корову. Гигантская тень скользнула по лицу Малика – мимо, разбрасывая с каждым грохочущим шагом волны песка и камешков, неуклюже проковыляло чипекве[3].
Истории о чипекве он слышал еще в раннем детстве, но все же не представлял себе истинных колоссальных размеров этих существ. Их специально разводили для охоты на слонов в саванне, и, в чем он теперь убедился, серебристой «бронированной» макушкой это чудище легко пробило бы крышу усадьбы у них на старой ферме, а острый рог на окончании носа размерами едва ли не превосходил его самого, от головы до пят.
– Тебе что, жизнь надоела? – рявкнула старшая сестра Лейла, когда тень чипекве наконец ушла дальше вместе с ее обладателем, и уставилась на брата поверх своей искривленной переносицы. – Смотри, куда идешь!
Реальный мир стал потихоньку вливаться в глаза и уши Малика словно каплями из ржавого рукомойника, и волшебный зов сказительницы потонул в хриплых криках караванщиков, понукавших свой тягловый скот, в напевах музыкантов, уже потчевавших публику мелодичными байками о Солнцестоях былых времен, и прочих звуках палаточного лагеря. Несколько зевак остановились поглазеть на юного дурня, который так замечтался, что чуть не позволил себя затоптать, и под тяжестью этих насмешливых взглядов лицо Малика залилось краской. Он натянул потертый кожаный ремень от сумы, и тот до боли впился ему в кисть. Противные тени всё плясали и плясали в уголках глаз: парень зажмурился так, что в голове зашумело.
– Прости, – тихо пробормотал он.
Тут из-за Лейлиной спины высунулась маленькая головка в облаке жестких темных кудрей.
– Нет, вы его видели?! – Рот младшей сестры Нади был всё еще раскрытым от изумления. – Оно же… Да в нем, наверное, миллион метров! Оно что, тоже пришло на Солнцестой? А погладить его можно?
– Ну, надо думать, все, кто оказался на Солнцестое, пришли на Солнцестой. А прикасаться руками нельзя ни к чему и ни к кому, – отрезала Лейла и опять повернулась к Малику: – А ты лучше всех должен понимать, что не стоит витать в облаках.
Юноша снова сжал ремень. Его старшей сестрице смысла нет и пытаться объяснить, что такое зов сказителя и какую власть он имеет над его сердцем. Малик сызмальства был мечтательным, Лейла всегда опиралась на логику и расчет. Что и говорить, под разными углами смотрят они на мир.
– Прости, – повторил Малик, твердо уставившись в землю. Оттуда на него «взирали» измятые сандалии и выгоревшие на солнце ступни, покрытые волдырями от многомесячных скитаний в обуви, для таких скитаний вовсе не предназначенной.
– О, Патуо благословенный, дай мне сил! Таскать за собой вас двоих – все равно что пару безголовых цыплят пасти!
Малик поморщился. Если Лейла поминает своего божественного покровителя, значит, она здорово разозлилась.
Лейла протянула Малику левую ладонь с сияющей эмблемой Лунной Сизигии[4].
– Ну, пошли. Пока на тебя слон ненароком не уселся.
Надя хихикнула. Малик вспыхнул от этого замечания, но послушно взял старшую сестру за руку, а другую протянул младшей. Надя тут же за нее ухватилась.
И они двинулись сквозь толпу в десятки тысяч человек, явившихся в Зиран на Солнцестой. В лагерь за городскими стенами беженцы стекались сотнями, и каждый день дюжинами прибывали новые – так что очередные трое, пусть даже юные и без взрослых, не привлекали особого внимания.
– Солнцестой афешийя! Солнцестой афешийя!
Отовсюду, не умолкая, неслись возгласы и славословия на языке более древнем, чем сам Зиран. Через несколько часов на экран ночного неба ворвется – и останется там на целую неделю – великая комета, названная в честь первой зиранской султанши. Ее появление знаменует конец текущей эпохи и начало