Читать «Собеседник. Стихотворения разных лет»

• * * *

  Ночью медленно время идет,Завершается год високосный.Чуют жилами старые сосныВешних смол коченеющий лед.
• Хватит мне повседневных забот,А другого мне счастья не надо.Я-то знаю: и там, за оградой,Чей-нибудь завершается год.
• Знаю: новая роща встаетТам, где сосны кончаются наши.Тяжелы черно-белые чаши,Чуют жилами срок и черед.

• * * *

  Был домик в три оконцаВ такой окрашен цвет,Что даже в спектре солнцаТакого цвета нет.
• Он был еще спектральней,Зеленый до того,Что я в окошко спальниМолился на него.
• Я верил, что из рая,Как самый лучший сон,Оттенка не меняя,Переместился он.
• Поныне домик чудный,Чудесный и чудной,Зеленый, изумрудный,Стоит передо мной.
• И ставни затворяли,Но иногда и днемНа чем-то в нем играли,И что-то пели в нем,
• А ночью на крылечкеПрощались и впотьмахЗатепливали свечкиВ бумажных фонарях.

• * * *

  Мне другие мерещатся тени,Мне другая поет нищета.Переплетчик забыл о шагрени,И красильщик не красит холста,
• И кузнечная музыка счетомНа три четверти в три молоткаНе проявится за поворотомПеред выездом из городка.
• За коклюшки свои кружевницаПод окном не садится с утра,И лудильщик, цыганская птица,Не чадит кислотой у костра,
• Златобит молоток свой забросил,Златошвейная кончилась нить.Наблюдать умиранье ремесел —Все равно что себя хоронить.
• И уже электронная лираОт своих программистов тайкомСочиняет стихи Кантемира,Чтобы собственным кончить стихом.

• * * *

  Меркнет зрение — сила моя,Два незримых алмазных копья;Глохнет слух, полный давнего громаИ дыхания отчего дома;Жестких мышц ослабели узлы,Как на пашне седые волы;И не светятся больше ночамиДва крыла у меня за плечами.
• Я свеча, я сгорел на пиру.Соберите мой воск поутру,И подскажет вам эта страница,Как вам плакать и чем вам гордиться,Как веселья последнюю третьРаздарить и легко умереть,И под сенью случайного кроваЗагореться посмертно, как слово.

• * * *

  Душу, вспыхнувшую на лету,Не увидели в комнате белой,Где в перстах милосердных колдунийНежно теплилось детское тело.
• Дождь по саду прошел накануне,И просохнуть земля не успела;Столько было сирени в июне,Что сияние мира синело.
• И в июле, и в августе былоСтолько света в трех окнах, и цвета,Столько в небо фонтанами билоДо конца первозданного лета,Что судьба моя и за могилойДнем творенья, как почва, прогрета.

• * * *

  Влажной землей из окна потянуло,Уксусной прелью хмельнее вина;Мать подошла и в окно заглянула,И потянуло землей из окна.
• – В зимней истоме у матери в домеСпи, как ржаное зерно в черноземе,И не заботься о смертном конце.
• – Без сновидений, как Лазарь во гробе,Спи до весны в материнской утробе,Выйдешь из гроба в зеленом венце.

• * * *

  Я тень из тех теней, которые, однаждыИспив земной воды, не утолили жаждыИ возвращаются на свой тернистый путь,Смущая сны живых, живой воды глотнуть.
• Как первая ладья из чрева океана,Как жертвенный кувшин выходит из кургана,Так я по лестнице взойду на ту ступень,Где будет ждать меня твоя живая тень.
• – А если это ложь, а если это сказка,И если не лицо, а гипсовая маскаГлядит из-под земли на каждого из насКамнями жесткими своих бесслезных глаз…

• * * *

  Сколько листвы намело. Это легкие наших деревьев,Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода,Кровли птичьих гнездовий, опора летнего неба,Крылья замученных бабочек, охра и пурпур надеждыНа драгоценную жизнь, на раздоры и примиренья.Падайте наискось наземь, горите в кострах, дотлевайте,Лодочки глупых сильфид, у нас под ногами. А детиСеверных птиц улетают на юг, ни с кем не прощаясь.Листья, братья мои, дайте знак, что через полгодаВаша зеленая смена оденет нагие деревья.Листья, братья мои, внушите мне полную веруВ силы и зренье благое мое и мое осязанье,Листья, братья мои, укрепите меня в этой жизни,Листья, братья мои, на ветвях удержитесь до снега.

• * * *

  В последний месяц осени, на склонеСуровой жизни,Исполненный печали, я вошелВ безлиственный и безымянный лес.Он был по край омыт молочно-белымСтеклом тумана. По седым ветвямСтекали слезы чистые, какимиОдни деревья плачут наканунеВсеобесцвечивающей зимы.И тут случилось чудо: на закатеЗабрезжила из тучи синева,И яркий луч пробился, как в июне,Как птичьей песни легкое копье,Из дней грядущих в прошлое мое.И плакали деревья наканунеБлагих трудов и праздничных щедротСчастливых бурь, клубящихся в лазури,И повели синицы хоровод,Как будто руки по клавиатуреШли от земли до самых верхних нот.

ФЕОФАН ГРЕК

• Когда я видел воплощенный гулИ меловые крылья оживали,Открылось мне: я жизнь перешагнул,А подвиг мой еще на перевале.
• Мне должно завещание могил,Зияющих как ножевая рана,Свести к библейской резкости белилИ подмастерьем стать у Феофана.
• Я по когтям узнал его: он лев,Он кость от кости собственной пустыни,И жажду я, и вижу сны, истлевНа раскаленных углях благостыни.
• Я шесть веков дышу его огнемИ ревностью шести веков изранен.– Придешь ли, милосердный самарянин,Повить меня твоим прохладным льном?

ГРИГОРИЙ СКОВОРОДА

• Не искал ни жилища, ни пищи,В ссоре с кривдой и с миром не в мире,Самый косноязычный и нищийИзо всех государей Псалтыри.
• Жил в сродстве горделивый смиренникС древней книгою книг, ибо этоПравдолюбия истинный ценникИ душа сотворенного света.
• Есть в природе притин своеволью:Степь течет оксамитом под ноги,Присыпает сивашскою сольюЧерствый хлеб на чумацкой дороге,
• Птицы молятся, верные вере,Тихо светят речистые речки,Домовитые малые звериПо-над норами встали, как свечки.
• Но и сквозь обольщения мира,Из-за литер его Алфавита,Брезжит небо синее сапфира,Крыльям разума настежь открыто.

Мир ловил меня, но не поймал.

Автоэпитафия Гр.Сковороды

• Где целовали степь курганыЛицом в траву, как горбуны,Где дробно били в барабаныИ пыль клубили табуны,
• Где на рогах волы качалиСтепное солнце чумака,Где горькой патокой печалиЧадил костер из кизяка,
• Где спали каменные бабыВ календаре былых временИ по ночам сходились жабыК ногам их плоским на поклон,
• Там пробирался я к Азову:Подставил грудь под суховей,Босой пошел на юг по зовуСудьбы скитальческой своей,
• Топтал чабрец родного краяИ ночевал — не помню где,Я жил, невольно подражаяГригорию Сковороде,
• Я грыз его благословенный,Священный, каменный сухарь,Но по лицу моей вселеннойОн до меня прошел, как царь;
• Пред ним прельстительные сетиМеняли тщетно цвет на цвет.А я любил ячейки эти,Мне и теперь свободы нет.
• Не надивуюсь я величьюСчастливых помыслов его.Но подари мне песню птичьюИ степь — не знаю для чего.
• Не для того ли, чтоб оттудаВ свой час при свете поздних звезд,Благословив земное чудо,Вернуться на родной погост.

ПРИАЗОВЬЕ

• На полустанке я вышел. Чугун отдыхалВ крупных шарах маслянистого пара. Он былЦарь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей.Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветров,Душу втянуло мою. И уже за спинойНе было мазанок; лунные башни вокругЗыблились и утверждались до края земли,Ночь разворачивала из проема в проемТвердое, плотно укатанное полотно.Юность моя отошла от меня, и мешокСгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлебСолью посыпал, и степь накормил, а седьмойДолей насытил свою терпеливую плоть.Спал я, пока в изголовье моем остывалПепел царей и рабов и стояла в ногахПолная чаша свинцовой азовской слезы.Снилось мне все, что случится в грядущем со мной.Утром очнулся и землю землею назвал,Зною подставил еще неокрепшую грудь.